– Что? – спросил Нехов.
– Я не знаю, – просто ответила женщина. – Но что-то, что мне очень и очень нравится.
Нехов представил себе, что перед ним зеркало, и открыто посмотрелся в него. Внимательно разглядев себя, он вынужден был согласиться с Зейной. В нем было.
– Ты получила удовольствие от того, как это было утром? – спросил Нехов, мысленно пряча зеркало под подушку.
– Я получила удовольствие от того, как это было утром, – ответила Зейна.
– И ты хочешь испытать это еще раз? – спросил Нехов.
– И еще раз, – призналась женщина. – И еще раз, и еще раз» и еще раз, и еще раз, и еще раз, и еще раз, и еще раз, и еще много, много раз…
– Я не вижу препятствий, – сказал Нехов.
– А я вижу, – ответила женщина.
– Не понял, – сказал Нехов.
– Твои брюки и мое платье, – объяснила Зейна.
– Ты святая, – прошептал Нехов по-русски, – Как жаль, что я не смогу полюбить тебя.
Полчаса они уже занимались тем, чем им и следовало заниматься после такого щекотливого и откровенного разговора, какой состоялся у них на широкой кровати покойного полковника Сухомятова полчаса назад, Нехов показывал класс, зная, что показывает класс, и оттого класс его был еще выше, чем мог бы быть, если бы он не знал, что показывает класс. Над любовью не надо хихикать, когда ее делают всерьез и надолго. К ней надо относиться с уважением и почтением, с полной и безотчетной отдачей и с искренним стремлением к совершенству. Первые признаки совершенства – это временное безумие, слезы, неконтролируемый словесный поток, недержание мочи; слюны; цветные галлюцинации; выпуск газов; упивание кровью от искусанных губ и других, не менее приятных частей человеческого тела; срыв голосовых связок; наслаждение от боли, и своей и чужой; грязные ругательства; угрозы сделать еще приятней; нестерпимое желание еще одного партнера, а может быть, и нескольких; желание того, чтобы как можно больше людей наблюдало за тем, как вы делаете столь чудесное дело под названием любовь; и еще всякое другое и разное – исключительно. Бесчестно.
Перечисленные признаки, несомненно, занимали свое законное место в любви Зейны и Нехова. До совершенства им было рукой подать. Но Нехов не подал. У него были на этот раз иные задачи.
Когда очередной раз (третий) туго и скользко и радостно он вошел в женщину и она закричала и забилась ягодицами о его бедра, он спросил ее сквозь дыхание, снизу вверх глядя на нее, дергающуюся на нем:
– Ты никогда раньше не слышала тот голос?
Она, как и следовало ожидать, не поняла его вопроса. Занята была – лишь на одном сосредоточена. И кровь шумела в ушах бурно. И крик обжигающий метался с грохотом по перепонкам, и Нехов повторил свой вопрос – громче:
– Тебе не был уже знаком тот голос?!
– Что? – задыхалась Зейна. – Не понимаю… Потом… Я хочу еще.,. Не останавливайся… Белые птицы плывут по глазам и щекочут ресницы. Как хорошо… Как хорошо… Не останавливайся…
– Ты помнишь тот голос? – Нехов перестал двигаться, мертво прижал бедра женщины к своим.
– Нет, – мотала головой женщина. – Не помню… Потом…
– Ты помнишь, – настаивал Нехов. – Этот гад наверняка звонил и раньше Сухомятову!
– Нет, – хрипела женщина. – Нет…
– Он говорил по-русски, – настаивал Нехов. – Я сейчас скажу тебе несколько фраз по-русски, Ты слушай…
– Нет. – Зейна попыталась шевельнуться, но Нехов удержал ее. Она застонала обреченно. Капля горячей слюны из ее рта упала Нехову на грудь. Точно на левый сосок. Ощущение Нехову понравилось. Он отметил это. Запомнил. И только потом продекламировал:
И начинает понемногу Моя Татьяна понижать, Теперь яснее – слава Богу – Того, по ком она вздыхать Осуждена судьбою властной: Чудак печальный и опасный.
И тряхнул Зейну, и заорал:
– Вспоминай! Вспоминай!
– Я хочу еще, еще, – стонала женщина, зубы зубами кусая.
Из-под таинственной холодной полумаски,
– четко и ясно выговаривал Нехов,
Звучал мне голос твой.
Отрадный, как мечта,
Светили мне твои пленительные глазки -
И улыбалися лукавые уста.
Вспоминай! – с угрозой проговорил Нехов на языке Зейны и добавил по-русски: – Этот пидор должен был звонить раньше. Должен был! Я чувствую!…