Он с энтузиазмом взялся за работу.
Первая удача Алекса с созданием динамической голограммы оказалась вовсе не типичной. И дело было не в том, что он не мог хорошо сосредоточиться — это он умел. Но буддистская техника погружения, которую он когда-то культивировал, предполагала исключительную концентрацию. Концентрацию, которая исключает все остальное в мире. С закрытыми глазами. Пит же на следующий день потребовал от него работы не вслепую, а с полным пространственным контролем над разворачиваемой Алексом картиной.
Это было правомерно: генератор чутко отзывался на задание расстояний и масштаба, а возможности его были, мягко говоря, велики. Он мог создавать картины размером с гору и перемещать объекты на неограниченные расстояния. И если не получал ментальной команды, то продолжал движение объекта по заданной траектории. Это означало, что Алекс должен был наблюдать за тем, что делает, и контролировать картину, а значит — и в этом состояла вся трудность! — создавать голограмму с открытыми глазами, находясь в реальности студии.
С масштабом у него проблем не было: его он задавал уверенно. Любая картина послушно разворачивалась в пределах студийной сцены. Посторонние шумы и воздействия его, как правило, не отвлекали, тем более что Пит заботился об этом. Но вот сам фильм, который он начинал прокручивать перед собой, создавал непреодолимую трудность.
Алекс мог увлечься движением удаляющегося по прерии всадника без головы и начисто забыть об изумленной толпе у ворот форта на первом плане. Когда же он вспоминал о людях и сосредоточивался на формировании сцены, генератор отправлял всадника за горизонт, за пределы голографической картины. Пит тогда несколько секунд обреченно смотрел в окно на безголовую фигуру беспечного ковбоя у себя в саду и бросался к пульту. Генератор выключался: еще немного, и насмерть перепуганные соседки-домохозяйки озвучили бы творение Алекса. По-своему.
После нескольких подобных эпизодов Пит ввел в управляющий блок еще одну опцию — задание границ голограммы.
Работа, за которую Алекс получал стабильную зарплату, оказалась неожиданно изматывающей. Алекс приходил в студию раньше Пита, открывал своим ключом дверь и несколько минут сидел на диване с закрытыми глазами, настраиваясь на усилие нового дня. Усилие, которого не знал ни один человек в мире. Усилие, тяжесть которого определялась именно его необычностью.
Алекс однажды определил для себя, в чем состояла трудность его работы: он должен был демонстрировать не исключительную концентрацию, а всевключающую. Он должен был держать в голове всю картину и управлять каждым ее элементом. И выполнение такой задачи, по существу, требовало освоения дисциплины, по степени трудности сравнимой с идеальным выполнением буддистских методик.
Алекс понимал, что быстрых успехов в таком деле ожидать не приходится. И ход дел это подтверждал. Простые сцены с двумя-тремя героями или движущимися объектами в центре ему стали удаваться только через три месяца после начала тренинга. И это уже было достижением: Пит при первой полноценной демонстрации даже кинулся ему на шею. Но вот многоплановые картины со сложными множественными перемещениями не давались…
Машина врезалась в опору моста и, смятая в гармошку, как ни в чем не бывало продолжала движение по магистрали, сквозь опору: Алекс в это время занимался дракой на обочине; в озверевшего наркомана из негритянского квартала палила дюжина полицейских стволов, а он стоял и стоял и падать не собирался, как Овод на расстреле: Алекс в это время выравнивал траекторию патрульного вертолета над сценой; хищный инопланетный монстр раскрывал огромную пасть над прелестно визжащей героиней и, тупо мигая, так — раззявленный — и застывал: Алекс был занят подоспевшим терминатором-спасителем.
Генератор не только запоминал заданные Алексом траектории. Характерной особенностью его работы было то, что для каждого объекта и персонажа он воспроизводил последнюю команду Алекса до тех пор, пока не поступала другая. И если Алекс забывал о ком-нибудь или о чем-нибудь, то получался конфуз. Именно поэтому его главный крутой герой после впечатляющего интимного эпизода вставал с постели и выходил в окно тридцатого этажа, влюбленные парочки, как сомнамбулы, бродили по лунным дорожкам на море, а жестокие убийцы с задумчивыми лицами замирали над своими жертвами.