Многие из огнеземельских «демонов» имели свои цвета. Например, Хальпен мыслилась существом белого цвета, а ее сестра, двойник Тану, — красного. Белую, красную, черную и желтую краски огнеземельцы употребляли для нанесения узоров на тело и на различные предметы. Например, в ритуальной хижине яганов на уровне глаз стоящего человека по стенам проводились три параллельные полосы: красная символизировала камни на берегу, покрытые бурыми водорослями, белая — морскую пену, черная — раковины моллюсков на отмели. Все вместе указывало на связь духов с морем, где они обитают.
Выбор красок огнеземельцами не случаен. Языковеды давно заметили, что у многих народов для обозначения красного цвета слов больше, чем для синего и зеленого. По мнению большинства исследователей, первобытные люди выделяли в природе лишь три цвета: белый, черный и красный (желтый приравнивался к белому или к красному). Разумеется, это не значит, что наши предки были дальтониками и не видели других цветов. Однако сине-зеленая часть спектра не имела значения, не выделялась. На нее, как это заметил американский археолог Т. Гридер, обратили внимание лишь в эпоху ранних цивилизаций, когда как раз стали ценить синие и зеленые камни типа бирюзы и лазурита. Возможно, что именно распространенность синего и зеленого цветов в природе (небо, листья) мешала первобытному человеку заострить на них внимание. В то же время все легкодоступные красители (мел, охра, уголь) дают бело-красно-черную гамму. Могла быть и еще одна причина. Не имея других мер для сравнения, первобытный человек уподоблял видимое вокруг тем процессам, которые наблюдал в собственном теле. В частности, любые красные предметы во всем мире так или иначе ассоциировались с кровью.
Духи Шоорте
Наряду с Хальпен и соответствующими ей женскими персонажами яганов и алакалуф, огнеземельцы во время обрядов изображали мужских демонов. У она главным из них считался Шоорте. Иногда он появлялся в одиночку, но чаще — в виде целой толпы демонов, лишь слегка отличавшихся друг от друга внешним видом. Семь Шоорте считались главными, но было еще по меньшей мере восемь второстепенных. Все они являлись мужьями Хальпен. Убить Шоорте было невозможно: полагали, что если разбить ему голову, из нее выйдет целый сонм подобных существ. Духи типа Хальпен и Шоорте воспринимались как хозяева стихий, воплощение таинственных и грозных сил природы. Кроме них участники обрядов изображали множество персонажей более низкого ранга — тотемов, связанных чаще всего с различными видами животных, особенно морских. Среди них — дельфин, коршун, синий кит, сокол, морской еж, медуза, осьминог, кальмар. Преобладание в этом списке морских существ отчасти вызвано тем, что водная фауна на Огненной Земле гораздо богаче наземной. Кроме того, это объясняется представлениями о подводном мире как об ином, «потустороннем».
Отношение индейцев к персонажам клоктена было сложным. Демонов не на шутку боялись, но от них же ждали поддержки и ниспослания удачи. Это естественно, поскольку в образах мифологических существ отразились представления об окружающей природе — полной опасностей и вместе с тем дававшей все, в чем человек нуждался. Огнеземельцы в какой-то мере отдавали себе отчет в противоречивости своих воззрений и старались как-то разрешить эти противоречия. Их верования нельзя назвать примитивными, в некоторых нюансах они оказываются не менее сложными и продуманными, чем доктрины средневековых теологов. Например, у яганов выходивший из подземных глубин злой дух Етайта (занимавший то же место, что Шоорте у она) одновременно отождествлялся со светлым верховным божеством по имени Ватаунейва. Сходные представления разделяли алакалуф. Не посвященным в таинства женщинам и детям такого рода мифологические тонкости оставались неведомы, но старики, шаманы в своих размышлениях и беседах порой достигали уровня настоящей религиозной философии.
Создание фантастических, но по-своему логичных религиозно-мифологических концепций, свободное оперирование в этих случаях отвлеченными понятиями характерно для многих первобытных народов Южной Америки. До недавних пор такого рода интеллектуальная деятельность людей, живших в условиях доклассового общества, была скрыта от ученых. О духовной жизни «дикаря» европейцы судили по его примитивной материальной культуре. И главным здесь было не столько незнание местных языков, сколько психологическая неподготовленность этнографов. Точно так же в первые годы после открытия пещерной живописи научная общественность Европы не хотела верить, что подобные шедевры созданы рукой художника древнекаменного века.