Дирк умел не только работать в океане, но думал о нем и находясь вдалеке, воссоздавал его не случайно, как ощутимую плоть, и в своеобразной лепке физиометрических карт и глобусов, где дно не просто прочитывалось, а виделось со всеми горами и гигантскими хребтами, приманивая своими загадками и неожиданностями. Он, как и Энн Вуд, дарил щедро не просто дружеское внимание, но и такую памятную физиономию океанического дна.
И теперь к Андрею пришла жестокая весть. На маленькой исследовательской подводной лодке, где вели свою работу Хорен и Энн Вуд, у него случился инфаркт.
Он скончался под водой, в лодке, на руках Энн.
Одни говорили: «Можно мечтать о таком конце!» Другие: «Не завидую Энн». Третьи: «Надо было иметь голову на плечах, чтобы с таким сердцем туда же, в глубины…»
Андрей же отчетливо представил своих друзей, единомышленников, застигнутых океаном, в автономном, в общем-то хрупком суденышке, беззащитными перед тем, что надвигалось на него, Дирка. Знал Андрей преданность, безмерную доброту Вуд и мог представить себе, что она б отдала не задумываясь, лишь бы хоть на мгновения продлить существование Хорена — жизнь. Она б сделала такое, не помедлив и доли секунды, но вот это и не было в ее власти.
А пока не привыкли постоянно обитать в океане, сверхтрагичным представлялся уход Дирка Хорена из жизни, та самая лютая беда из всех возможных, что настигла его и Энн в подводной лодке. Но беда эта была и Андреевой.
Одно — годами не видеться, иное — утратить самое возможность обмена мыслями, результатами, предположениями и то прямое общение, какое хоть раз в несколько лет выпадало на долю их и они оба так ценили. И даже не так думал Андрей. Было ощущение: вот в одно и то же время он и Хорен движутся в том же направлении, их общности не могли препятствовать ни расстояния, ни паузы в несколько лет. Вдруг раздавался в телефонной трубке голос Дирка. Начинал он заокеанский свой разговор с шутки и обязательно с вопросов, но не о самочувствии, а о том, что сейчас более всего занимает Андрея. И тут же предлагал одновременно выступить на одну и ту же тему в сборнике, который затевает он, Хорен, или его ближайшие коллеги.
«Новости спрашиваете, Андрей? Какие новости? — И сам шутит, что их-то новости касаются поведения земной коры много миллионов лет назад. — Сами знаете, какое растяжимое понятие то, как обозначают жгучие новости морские геологи».
Он смеялся, верно, точно так же, как искренно и заразительно случалось это с ним в пору юности. Впрочем, высокий плотный Дирк и сейчас двигался с легкостью и быстротой юношеской, а чуть растрепанные волосы и сдвинутый набок галстук только подчеркивали его непринужденность.
— Но не кажется ли вам, Андрей, потому-то мы и защищены от суеты чуть-чуть больше, чем люди иных профессий? Разве нет? Вы правда считаете, карьеризм, меркантильность могут примешиваться и к деятельности серьезного геоморфолога, геофизика?
Он почти с детской настойчивостью, когда встречались, выспрашивал о психологии современного, ученого у друга, приоткрыв слегка рот, будто ловя и пробуя на вкус его ответы.
— Ну, я не мастак в вопросах психологии. Но разве и среди вашего брата не существует большого разнообразия пород? Разве нет, Дирк? Разве не ревность к вашим броскам вперед в области теоретической развела вас с любимым учителем? А он — отменная личность и сам крупнейший ученый. Ну, а что к тому еще приплюсовались кое-какие житейские обстоятельства, не суть важно.
Дирк кивнул, и прядь волос прикрыла его умный, острый глаз.
Андрей мог бы сказать с полным душевным правом, как много лет кряду, да, целых два десятка лет жил он с ощущением, что пусть и за горами, за долами, за всякими там границами и ограничениями он в духовной близости с добрым, надежным, в сродстве с ним пребывающим другом.
А теперь он вышел на кафедру в аудитории своего института, где собрались аспиранты, молодые его коллеги, и сдержанно, избегая всего личного, говорил о Дирке.
— Хорен принадлежал к одаренным натурам, способным замечать явления природы, остающиеся вне всякого внимания других. Обладал способностью выявлять глобальное значение фактов, которые, казалось бы, имеют лишь частный смысл. Особенно важны представления Хорена о неоднородности строения дна океанов.