И тут Ветлин не удержался, рассказал подробно, как в марте сорок пятого Андрей Шерохов вылетел из Замостья, где тогда дислоцировалась его летная часть, на бомбежку Хеля, скопления гитлеровцев. И налетели на бомбардировщика три немецких истребителя. И какого ж лиха хлебнули штурман и его друзья, вот тут, над Гданьском, пролетала уже израненная, дымящаяся машина.
Удалось неимоверными усилиями воли пилота Комарницкого и его штурмана Андрея Шерохова дотянуть машину до Эльблонга, совершить посадку на бывшем военном аэродроме гитлеровцев, еще наверняка и не зная, какой конец ждет их обоих на летном поле. К тому моменту оба стрелка были уже мертвы, один из них выпал в люк…
— Теперь, — продолжал Ветлин, — я обещал Шерохову, моему, в сущности, и боевому другу, — тут Василий Михайлович пояснил, что и сам участвовал в Отечественной войне и ходил в северных конвоях, — разыскать могилу стрелка-радиста, проехать в Эльблонг. Тогда Шерохов со своим командиром похоронили его на краю летного поля.
Взволнованные океанологи повели Ветлина в комнату директора, бывшего польского партизана, быстро все выложили и ему. До крайности взбудораженный, он немедля соединился с одним из ведущих инженеров комбината Сверчевского в Эльблонге. И пересказал тому историю, которая, как он считал, имела теперь прямое отношение к каждому из них. Держа трубку так, будто сжимал руку друга, он просил:
— Януш, я знаю, ваш ассистент, завзятый спортивный летчик, базируется как раз на том бывшем военном аэродроме. Какое совпадение! Помогите капитану Ветлину, хотя до завтрашнего дня почти и невозможно разыскать какого-нибудь свидетеля той поры. Но чем черт не шутит! И что ему, черту, стоит для парадокса, что ли, сотворить парный случай, но только уж с хэппи эндом. Похлопочите перед ним, а?! — Его лицо высветилось доброй усмешкой.
Назавтра Ветлин, почти не веря себе, ехал на машине по бетонке, построенной немцами перед самой войной. Это была часть автострады, которой задумали они соединить Берлин с Кенигсбергом, но у них это не вышло, не успели. Василий Михайлович хорошо помнил: в Эльблонге, по немецким обозначениям Эльбинге, при Гитлере был филиал знаменитых верфей Шихау, выпускавших не только малые суда, но и подводные лодки-малютки с торпедными аппаратами. Теперь там и находился комбинат, где кроме всего выпускали и судовое оборудование.
Ветлина встретил у ворот комбината инженер Януш, подошел и его ассистент, и сразу они повезли капитана на спортивное летное поле. Небольшого роста, худощавый, с большими зеленоватыми неулыбчивыми глазами, Януш, чуть прижмурясь, сказал:
— Все-таки нам удалось кое-что уточнить, — он свободно говорил по-русски. — Я еще раз убедился, как памятливы мои соотечественники.
Машину остановили около летного поля, шагали по смерзшейся прошлогодней траве. Падали редкие снежные хлопья, но широкоплечий, статный, с густыми темными волосами и чуть раскосыми глазами Лешек не поднимал капюшона своей куртки.
Небо то серело, то прорывались на нем голубые прогалы, и по обнаженной темнеющей земле прогуливались чайки. Море давало о себе знать, насылая порывистые ветры.
— Сюда пройдемте, капитан, — говорил с особенным, польским акцентом, как бы окрупняющим каждое слово, Лешек. — Отсюда лучше видно. Вон, глядите — старые ангары еще стоят. Тут одно время и базировался полк немецких штурмовиков, а чуть левее, ближе к нам, видите, караульное помещение. Тогда все было оцеплено проволокой. — Сообщая подробности о той поре, Лешек стал заметно волноваться.
Ветлин прикинул: его собеседнику по виду лет-то выходило около тридцати пяти, может, и чуть побольше, и решился Василий Михайлович спросить, как случилось, что вот он, еще сравнительно молодой человек, то давнее близко к сердцу принимает.
— Про меня не так уж интересно, но потом отвечу вам, отчего и мне такое не безразлично. А сейчас хочу поточнее передать то, что вчера лишь разузнал от двух очевидцев, которых разыскал.
В тот момент, когда дымящаяся советская машина появилась над аэродромом, они стояли вот тут, — Лешек показал на летное поле. — Мой старший приятель, теперь мастер нашего комбината, в ту пору вырвался только-только из концлагеря Штутгоф, он работал там в специальной команде, расчищавшей аэродром от снега, и после освобождения тоже занимался уборкой на летном поле, а другой еще мальцом — теперь он служит в милиции — тогда случайно околачивался здесь же. Оба они видели: двое летчиков вышли из дымящейся машины, изрешеченной… Вы заметили красные флажки в центре поля? Это парашютный круг спортивного аэродрома, а тогда чуть дальше этих флажков и сел самолет. Штурман вывел его точно — по единственно возможному курсу: на самую длинную диагональ поля, с юго-запада на северо-восток. Длина ее больше двух тысяч метров. Любой другой курс был бы для них смертелен. Так мне кажется.