На внешнем и внутреннем рейде соседствовали суда под самыми разными флагами, рыболовные трудяги и франтоватые туристские лайнеры.
Прибыл на своем катерке лоцман и провел «Петра Митурича» на внутренний рейд. Вместе с представителями администрации на борт поднялся знакомый капитану шипшандлер — агент по снабжению судна, густобровый, с непослушной гривой черных волос, быстроглазый канарец Хезус. Он был одет по случаю наступления пасхи в совсем новый черный костюм, таково уж пристрастие испанцев.
После окончания деловой части разговора с Шероховым и Ветлиным он пригласил их к себе домой на обед.
— Ничего особенного не обещаю, просто вы посидите в обычном испанском доме, без затей, а моя семья обрадуется. Разве все мы не для того и живем, чтобы встречаться и вновь встречаться людям разных континентов?
Может, он и не впервые повторял эту фразу, но была окрашена она такой выразительной интонацией и так свободен был его жест, когда он развел руки, а потом соединил, переплетя пальцы, что казалось, у него впервые вырвалось это признание.
Сойдя на пирс, они прошли сквозь ворота порта и сразу попали на людную торговую улочку. Она потянулась вдоль берега узкого перешейка, что соединял остров с пустынным его аппендиксом, а названа маленькая загогулина была поэтично — Ислета — островок.
Хотя Хезус пригласил, как только сошли с трапа, сразу же сесть в его машину, Ветлин и Андрей взмолились:
— Необходимо пошагать, размяться, да и хочется оглядеть улицы, дома. После океана это приятнейшее из занятий.
Шли, жадно разглядывая на узких улочках самой разной архитектуры ярко окрашенные небольшие дома, смотрелись они празднично в соседстве с небоскребами.
Из дверей магазинов выглядывали на улицу, зазывали посмотреть их товары сами владельцы, среди них, Андрею показалось, особенно много было индийцев. Ласково поглядывали они на приезжих, обращались к ним на разных языках, угадывая скандинавов, французов, англичан, некоторые легко касались их локтей, рукавов, притягивали к своим дверям. Среди всевозможных вещей в витринах привлекали внимание выставки кинжалов, рапир, кортиков и ножей.
Но вскоре Хезус вывел Андрея и Ветлина на тихую улочку, тут играли на мостовой смуглолицые, подвижные испанские дети, на плоских крышах небольших домиков или надстройках, увитых цветами, сидели старики, молчаливо что-то созерцая. В маленьком сквере росли розы, над домами, вокруг него собравшимися, возвышались пальмы.
Едва вошли в дом шипшандлера, из сеней сразу попали в небольшое патио — дворик с крохотным бассейном. Навстречу гостям вышла слегка располневшая невысокая испанка — Химена, а за нею потянулся семейный хоровод, у Хезуса оказалось семеро детей. Как только отец представил всех, они окружили гостей, и каждый от себя преподнес им по цветку.
За праздничный стол уселись взрослые и дети. Старшие, Педро и девочки-близнецы, заботились о младших, тихо переговаривались, шутили, не мешая беседе взрослых. Капитан и Хезус вспоминали свои прошлые встречи, хозяин дома сетовал, что Ветлин, так расположивший его корректностью и познаниями в морских науках, только впервые делит с ним трапезу.
Хезус угощал русских вином с острова Ланцерота, они ели суп с шафраном, а после жаркого пили кофе. Дети же потихоньку вышли в патио, притворив за собою дверь.
Но едва допили кофе, распахнулись двери и в небольшую столовую, где на стенах висели гравюры с изображением старинных парусников и текла мирная беседа, — Ветлин рассказывал, как ему не повезло и в каждый его заход в Лас-Пальмас дом Колумба оказывался закрытым, — ворвалось шестеро сорванцов, девчонок и мальчишек, в масках, а у старшего в руках красовалась шестиструнная гитара, и он наигрывал танец.
Родители растерялись. Андрей и Ветлин сразу поняли: тут разыгрывалась импровизация.
Дети Хезуса, видимо, были обрадованы подарками капитана и Шерохова: маленькими альбомчиками с видами Москвы, значками с изображениями диковинных и красивых суздальских и владимирских соборов, кружечками, украшенными кувыркающимися крохотными петрушками в красных колпачках и балахонах. Разве могли юные канарцы ударить в грязь лицом, если двое северян выказали им такое щедрое внимание!
Впереди всей ватаги, приплясывая под аккомпанемент гитары, выкаблучивался в буквальном смысле слова, притопывая каблуками своих башмачков, мальчишка лет восьми. На нем была маска с огромными пустыми глазницами, оскаленными зубами, а на черном трико, натянутом на худощавую фигурку, обозначались белой краской ребра. В руках он держал косу и размахивал ею.