— Не занимайся высшей математикой, — хмыкнула Елена. — Все гораздо проще: ты понравился мне, а я — тебе. Верно?
— Верно.
— Тогда, как говорила одна моя подруга, давай-ка ближе к телу… Я могу принять душ?
Красин распахнул дверь в ванную комнату.
— Пожалуйста.
Елена шагнула вслед за ним, осмотрелась и сделала совершенно неожиданный для Красина вывод:
— Милый, в этот бассейн мы вдвоем не влезем. А жаль! — Она вернулась в гостиную и принялась раздеваться. В ее движениях не наблюдалось ни малейшего намека на стеснительность, более того, присутствовало достоинство и величие королевы, привыкшей не обращать внимания на своих слуг, и Красин это оценил — он уважал людей с остро развитым чувством независимости.
Сбросив последние, самые интимные принадлежности своего туалета, Елена повязала голову полотенцем и прошла в ванную. Послышался шум воды, а затем и ее хозяйственный голосок:
— Милый, а не хочешь мочалкой поработать?
«Нет, с этой телкой не соскучишься», — подумал Красин, скидывая пиджак и закатывая рукава рубашки.
— Иду.
— Иди, иди! Заодно узнаешь, почему существовало рабство.
…У Елены оказалось сильное змеистое тело и небольшие, но упругие, как теннисные мячики, груди. И огонь в крови. Неистовость. Как только Красин затихал и откидывался в изнеможении на подушки, желая отдохнуть, она припадала губами к его младшему брату, восстанавливала его силы и снова посылала в бой…
— Ты меня измучила, — сказал Красин после третьего или четвертого «броска на юг» — так Елена называла весь процесс любовного соития. — У тебя что, бешенство матки?
— Дурак ты, Витя, у меня мужика лет сто не было.
— Не понял? — удивленно проговорил Красин.
— А чего ж здесь не понять… Иногда такой осел попадется, что и желания-то нет… Так, поиграешь с ним немного, ублажишь, а сама, как говорится, несолоно хлебавши. Усек?
— Усек. Дай мне попить.
Елена взяла с журнального столика бокал с шампанским, наполнила рот и, склонившись над Красиным, напоила его, как говорят в таких случаях, из уст в уста. И в этот момент Красина озарило. Он вспомнил, где видел рыжую колдунью, и понял, почему никогда не слышал и не мог слышать ее голос. И молча выругался. «Идиот, как я мог забыть про эти фотографии?» Он принялся ворошить обстоятельства, при которых эти фотографии попали к нему в руки…
Они раскручивали тогда дело Пшеничного — Кариновского[1], двух крупных банкиров, повязанных мафией. Дело было сложное, грязное, и они в конце концов зашли в тупик. Выручил Яша Колберг. Он однажды притащил и бросил перед Скоковым на стол пачку фотографий. Сказал:
— Вот вам компромат на двух деятелей из этой организации.
Красин придвинул к себе одну из фотографий, самую ближнюю, и удивленно вытаращил глаза: две пары занимались любовью. Но в каких позициях! Одна из девиц, оседлав задом наперед крупного мужика — блондина с хорошо развитой мускулатурой, приводила одновременно в боевую готовность «оружие» его напарника — жгучего брюнета с закрытыми от наслаждения глазами. Состояние брюнета можно было понять. Кроме чисто физиологического удовольствия, он получал еще и алкогольное — вторая девица по системе из уст в уста поила его шампанским.
Не менее увлекательными оказались и другие фотографии. Внимательно изучив их, Скоков округлил свои кошачьи, неопределенного цвета глаза и посмотрел на Яшу так, что тот мгновенно почувствовал себя беззащитным мышонком.
— Я слушаю тебя.
— Блондин — это Гаврилов, директор банка «Эдельвейс», брюнет — Иванчук.
— Кто их зафиксировал?
— Пшеничный.
— А как они попали к тебе?
— Мне передала их одна из этих девиц, Елена Басманова, — сказал Яша, щелкнув пальцем по фотографии. — Пшеничный напился в стельку, и она у него их сперла, желая при случае отомстить Гаврилову, который, как она сообщила, иногда забывал с ней расплачиваться.
— И что ты предлагаешь? — спросил Скоков.
— Предъявить эти фотографии Гаврилову, — сказал Яша. — И вы через пять минут узнаете ответ на свой вопрос: что натворил Пшеничный и почему Кариновский решил его так жестоко наказать.
— И кому мы это дело поручим?
— Красину. Он следователь, он умеет раскручивать людей даже за письменным столом.
— Виктор Андреевич, не возражаешь? — спросил Скоков.
— Кто-то должен делать и грязную работу. — Красин собрал фотографии в конверт, посмотрел на Яшу и признательно улыбнулся.
— О чем думаешь, милый?