И людское око зреть их не могло.Что ж до овощей, плодов, тобою виденных,Кто и как взращает их, столь необыденных, —И с какою целью, – ты узнаешь там.Но попробуй в светлый град проникнуть сам!”И, сказав, он глянул в лик мой испытующе.Мне ж помнилось это легким. На ходу ещеИзбираю я одни из этих врат,Что, как радуга, круглятся и горят,Достигаю и… о, жалкий! о, неведущий!Меркнут, гасятся врата мои… Их нет уже…Лишь одна стена глухая близ очейИз лазоревых и белых кирпичей.Я – к другим, я – к третьим, пятым… То же самое!Исчезают, обманув собой глаза мои…Пред последними ж, меня опередя,Встал Несущий нерожденное дитя,И рекло Оно чуть внятным лепетанием,Больше схожим с голубиным воркованием:“Мир вам! Мир вам!” И врата, не погасясь,Широчайше растворилися тотчас.И предстал Архангел с крыльями зеленымиПод одеждами простыми убеленными,Что имел в руках смарагдовый сосуд.Молвил Старец духу: “Как святой ваш труд,Рафаиле? Скорби мира утолите ли?”И узнал я в том Архангела-Целителя.“С Божьей помощью”, – ответствовал он,Лик склонив, что был кротчайше просветлен.Я ж вперед взглянул и должен был зажмуриться, —Так белелись теремки и верхотурьица,Так лазорился детинец в вышине.“А сия обитель – Кротких”, – Старец мне.И, во град вступивши, всё в нем оглянули мы.Что же, отче?! Пребольшими были ульямиТерема те и полны лишь медуниц,Башни ж многие, полны Господних птиц, —Превеликими, отец мой, голубятнями!Вновь я думами томился непонятными:“Старче! Чудно мне… Где ж души тут живут?”Он же мне с улыбкой легкой: “Там и тут.Для души ль жилище? Нет, – но обиталище.Часто вид принявши тайный – тонкий, малящий,Обитают там у вас, на земле,Души эти… Здесь же – более в кремле”.И, доподлинно, узрел их там без счета я.Все склонялись, нечто чудное работая:Жены возле веретен и станковПряли, ткали из ходячих облаковРизы тонкие, снегоподобно-белыеИли шили, пояса из радуг делая…А мужи сошлись у горнов и печейИ ковали там из солнечных лучейЦелый ряд венцов, златящихся и царственных,Иль из трав, мной в поле виденных, лекарственных,От болей варили снадобья… И всеВ их одежде снежной, в кроткой их красеБыли полны прилежанья и веселия;И подумал я: “Зачем, с какою целиюТруд их радостный?..” А Старец, вмиг поняв:“Те, что видишь здесь, имели кроткий нрав,Жили в мире, ссор не дея и не ведая, —И теперь награждены за то, наследуяЗемлю новую в недальние уж дни…Вот к сему здесь и готовятся они:Совершенствуют и припасают загодяОдеянья и венцы, плоды и ягоды,Чтоб прийти достойно с царствием своим,Где всё будет благодатным, инымИ по сути, друг, не только лишь по имени…”И, внезапно отвратясь: “Пантелеимоне! —Рек Он юноше со звездами очейИ власами, словно черный ручей,Что трудился меж сулей стекла отливного. —Есть новинки твоего искусства дивного?” —Тот же скромно: “Вот от зависти питье…Вот – дающее печалей забытье…Но варится там вон – видите? – ФеврониейПивомёдье из сотов, всех благовоннее,Что дарит восторг без времени, без дна”.Мы взглянули: русокосая жена,Лик склонивши, зорь румяней и любовнее,Хлопотала над злаченою жаровнею.К ней направясь, пояснял Вожатай: “Знай,Граду кротких помогает весь рай.Посещаем и Николой он угодником,Много благ преподающим огородникам,И Илья-пророк, искуснейший ковач,К ним езжает… Вот и сей чудесный врач, —Из другой он, ближе к Господу, обители,Но бывает, вразумляя, как учители”.Тут послышался сребристый шорх колес,И в два голоса за нами раздалось:“Полюбуйся-ка скорей, честной Апостоле,Что мы с помощью святителевой создали!”И двух юношей увидел тут я,Синеоких, стройных, схожих, как братья,Рядом шедших пред телегами сребрёнымиИ крылатыми быками запряженными,Что с усильями влекли их по пути,Хоть лежало в них плодов лишь по пяти.“Хватит всем нам, киевлянам с москвитянами,И поделимся еще с другими странами!..А сотов-то, отче, жита!..” Так реклиЭти двое и, обнявшися, прошли.“Ваши княжичи… кротчайшие… Убили их.Но придут опять с пшеницей, с медом, в лилияхЗацарюют – и настанет рай у вас”.Смолк Вожатай, близ жены остановясь.Умилилась та пригожестью дитятинойИ дала ему из дымно-светлой братиныКаплю малую медового питья, —И взыграло нерожденное дитя.Я же, запахом дохнувши только сладостным,Стал мгновенно, беспричинно, отче, радостным…Видел также я в том граде средь мужей,Что, ликуя, груду копий, стрел, ножей,Ставших ржавыми от крови, в горне плавили, —Белокурого, улыбчивого Авеля.Древле брат старшой сгубил, отец, его, —И убийство на земле пошло с того.Зрел Иосифа Прекрасна, в рабство проданаВстарь братьями ж в чужедальний край с их родины…В райский закром зернь ссыпал он, смугл и бел.Зрел монаха фряжских стран, который пелС голубятни в небесах, темневших голубо,Славу вечеру и Агнцу, дню и Голубю…Так же с миром проводил нас Светлый Град, —И оглядывался долго я назад.