Стен горящих, волн кадильных уж не встретилось,Роща хвойная всё редилась и редилась,И в прогалы узрел я издалекаБело-блещущее что-то… как снега,Только выпавшие, чистые-пречистые.С неба ж, отче, лишь теплынь течет лучистая…Вот опять там снег пошел – пушит, вьюжит,В небе ж – солнышко встающее, как щит!Подошли… Ах, не снега то, не метелица! —Мурава, но цвета белого то стелется,То порхает рой белейших мотыльковВ тихом доле, не средь гор – средь облаков,Что идут кругом и всё ж походят на горы,Кучны, дымчаты, с вершиной что из сахара…А средь дола в белой шелковой травеИ в воздушной по-над долом синевеРазрезвились серафимы, херувимы ли,Дети ль малые, которых словно вымылиТож в снегу, студеном, чистом, полевом, —Так белы они, нежны всем естеством.И красы то было зрелище несказанной…Устремился я к нему и… встал, как связанный,Пред оградой, что допрежь не видел я,Ибо цельного была та хрусталя —И являла всё: игравших, дол ли, небо ли,Но и высилась до неба. Врат же не было.И Архангел, наг, на розовых крылах,Вне летал – витал с кошницею в руках, —И не вял, но рос и пах цветок, им брошенный,На земле, как будто снегом запорошенной…А Вожатый на раздумие мое:“Та обитель – Чистых Сердцем… И в нееНе дано тебе войти. Но зреть дозволено,Ибо вся в стенах сквозных не для того ль она?!”Подивился я: “Войти? Да где ж тут вход?”И с легчайшею усмешкой мне он: “Вот”.В месте гладком, где ни щелочки не значилось,Он сквозь стену, что хотя и вся прозрачилась,Но толста была, прошел и – вышел вон.Я ж стоял, тем до того ошеломлен,