Думчив шел я… Всё ж приметил, что вдали,Как и прежде, вместе с нами Третий следовал.Я ж, всем узренным подавлен, немо сетовал:“Те сразили волка, коршуна, змею…Я сражу ль хоть волю злую мою?!Побежду ль в себе я зверя хоть бы в старости?..Да и есть ли Власть моей противу ярости?..”Ибо, отче, я хоть лют, но не лукав, —Знаю-ведаю неистовый свой нрав…Вдруг с ветвей елея капелька тяжелаяМне на лоб стекла и вниз на шею голую,И услышал тихий шепот я: “А Бог?!”Я воспрянул! я сомненья перемог!И отсель пошел, впервые, отче, веруя…Вижу – там, между листвой сребристо-серою,Как бы круг из жарко-пышащих костров,Чей огонь, однако, розов, не багров,И не едких смол, а сладких роз уханьицеК нам оттудова струею тонкой тянется…Устремились мы, – и глянул я назад:Тут ли Третий?.. Отче! Двое уж летят —Он и Кто-то уж второй, всё так же издали,Кто-то… Крупное созвездье, дух лучистый ли…Но не знал еще тогда я, Кто был он.Мы приблизились меж тем… Ужли не сон?!Не костры из сучьев высохших набросанных,То – ограда из кустов в горящих розанах,А над нею птицы с алым перомВьются – спустятся, займутся огнемИ, сгоревши, воскресают… “Птицы-финисты”, —Указал на них мне Старца перст морщинистый.Вот и розовые вижу я врата,Но… увы мне! – Как два сплетшихся кустаИ с шипами грозно-острыми терновыми…А при них, укрыт крылами бирюзовыми,Весь в лазоревых стекающих шелках,Предстоит Архангел с зеркалом в руках.“Как Сиянье Пресвятыя Богородицы,Гаврииле?” – рек Вожатый. “Днесь приводитсяЕй пред Господа ожившая душа”, —Молвил дух… И, обожанья не туша,Нас обвел очами радостнейше-синими…И сказал мне строго Старец: “Знай, что минем мыИ сию обитель, ежель этих врат,Убоявшися, как и досель, преград,Не пройдешь ты сам…” И стал я в колебании.Тут следящие за мной на расстоянииПодошли ко мне, овеяв, озарив,Понесли… И веток колющий извивОщутил уж я у сердца и вкруг темени,Как по розово-терновой гуще, темениЧто-то молоньей блеснуло… И тотчасВход скрывающая чаща расплелась.То Архангел отразил ворота в зеркале, —И от сил ли, в нем таящихся, от сверка лиТе разъялися… И розановый сад,Вдвое розовый, затем что был закат,Ослепил меня, как свет сокровищ исканных…“А сия обитель – правды ради Изгнанных,Как и тех, что пострадали за Христа…” —Тихо вымолвил Вожатый… И тудаМы проникнули. Огонь и благовоние…Всюду, яхонтовей зорь и солнц червоннее,Завивающихся розанов шатры,Расстилающихся розанов ковры…А меж ними – птицы, сущие лишь в рае, чай, —Воскресающие, в пламени сгораючи.И, подобный им, развитый в пламена,Дивный куст… “Неопалима Купина”, —Молвил Старец, проходя и поклонясь ему.На него глядя, последовал и я сему.Были, кроме роз, растущих из земли,И такие тут, что в воздухе рослиИль летали в нем, кропя росой духмяною, —И не знал, когда дивиться перестану, я…Но по времени, хоть и смятенен весь,Стал я видеть обитающих здесь.Их довольно было, отче, но не множество,Облеченных безо всякого роскошестваГолубой сорочкой длинной, но с каймой,Богородицей расшитою самой!Старцы с свитками, раскрытым или свернутым,Любовались небом пламенным задернутым,Восхищались чудесами, что сбылись,И шепталися о новых, что ждались…То пророки были. Строгие, очитые…Девы, юноши, подняв чела, увитыеОгневым вьюном, к румяным небесам,Застывали в сладком слушании… ТамСтая ангелов с серебряными лирамиРазливалася вечерними стихирами…Три души сошлись у вечных часов,Бывших тут заместо солнечных… Без словУлыбались две с забвенною беспечностью.Третья ж вымолвила: “Что часы пред Вечностью?Что страданья пред восторгом, что нам дан?!”И сказал Вожатый мне: “То – Севастьян,Что приял мученье лютое и длинное.А вон те – Варвара, друг, с Екатериною”.Две души, склонясь, глядели в глубь зеркалЧудных, отче, где не облик их вставал,