Выбрать главу
Но весь мир – моря и земли с каждой малостью.“Как хворает та жена! – сказала с жалостьюДева первая: – Сойду-ка ей помочь”.А вторая с ликованьем: “Эта ж в ночьБудет к постригу с молитвою готовиться, —Встану ж я у ней, бессонной, в изголовьице!..”Зрел средь нескольких, гулявших в густоте,И двух наших я, замученных в Орде.Но про всё, что в этой розовой обителиИзумленные глаза мои увидели, —Перескажешь ли?!. Идя всё глубже в сад,Мы в его другую часть без всех преградВышли. Дивная поляна с дивным деревом…Люди! Как судить о виде его, мере вам?Из небес растет лазорев ствол его,А листьё и ветвье, зорьно-розово,Вьется вниз и над вселенной простирается…А в том месте, где то древо расширяется,Плод один лишь, но громаднейший, висит,Словно жемчуг, розо-матов и раскрыт, —И стекают белый сок с румяным семенемПо ветвям, не исчерпаемые временем…Два колодезя стоят в его тени,Теми токами по край полны они,И вода в одном прозрачная, замершая, —В ней лицо твое бледнеет, как умершее,А в другом – ала, бурлива, как вино, —В ней лицо твое, как в детстве, румяно.Близ – черпак из липы, в золото оправленный,Возле первого же – ковш из меди травленной.Мне ж, отец, хотелось пить невперенос.Ковш схватил, черпнул, к устам уж я поднес,Как его рука Вожатого вдруг выбила.“Неразумнейшее чадо! Если б выпило,Вмиг бы умерло без покаянья ты…Ибо этот кладезь – Мертвой Воды”.И качал главою Старец укоризненно…Точно, чувствую, язык мой как безжизненный:Только капелька попала на него,Но на время онемел я от того.А Вожатый пояснил мне непонятное:“Знай, пред нами – Древо Жизни благодатное.Но для вечного в Боге бытияДолжно пить вам горечь смертного питья.Оттого – мертвящий сок с живящим семенемВ этом древе… Но не будет так со временем.Ведь с Живой Водою кладезь тож для вас”.Нем, внимал я и взирал… И в третий разУвидал я здесь дитя, в мир не рожденное,Даровать бессмертье людям обреченное.Возле дерева дремала она,Внука Евина… А дивная жена,Огнекрылая и огненноочитая,Простираючи над ней крыла раскрытые,Ей шептала что-то, видимо, уча.Вновь я узрел здесь и чудного врача,Что трудился в граде кротких… Тож заботяся,Набирал воды живой он из колодезяВ малый, круглый, переливный сосуд,Шару мыльному подобный… И тутОбратиться захотел к нему я, думая,Что излечит той водой он немоту мою, —Но сказал мне Сердцевед мой: “Скорбь таи,В должный срок уста отверзятся твои…Глянь – София свет-Премудрость там, близ крестницы.Распрекрасна как! И тут же боговестницы,Ныне – спутницы твои… Утешься, друг!” —И увидел, наконец, я этих Двух,Бывших с неких пор на всех путях, мной иденных.Ах!.. То были, отче, старшие из виденныхМною в белом царстве трех отроковиц —С парой крыл у стоп и в звездах средь косиц.И до слез меня наш путь совместный радовал,Хоть зачем он, почему, – я не угадывал…Только меньшенькая, с сердцем в огне,Не была средь них… И стало грустно мне.Но, пока стоял и в грусти, и в восторге я,Вдруг заслышалось: “Дороженьку Георгию!”И примчал на белооблачном коне,Трисиянен в сребросолнечной броне,Ясен-юныш… И стеклись все души, слушая.Был же глас его точь-в-точь свирель пастушая:“Райски души! Днесь, все мытарства сверша,В рай наш просится новая душа.Собирайтесь же на Суд Господень праведныйИ молите дати ей удел ваш завидный”.Повещать другие царства скрылся он…Мне же вздумалось: сегодня сорок дён,Ровно сорок – страшной смерти Серафиминой!Нова душенька… Да не она ль – то, именно?!В миг тот двинулся Вожатый. Я за ним.Он же, видя, как я духом томим:“Те, что видел здесь ты, лучшие меж лучшими…За Христа в миру гонимы были, мучимы…И за то им царство ближнее далось,Царство алое, как кровь их, Царство Роз…Близ них – Свет светов и серафим Славнейшая.Да, их многа мзда…” А я… Терзался злейше я! —Тех замучивали меч, и хлад, и пыл…Я же сам замучил… жег, язвил, убил.Люба белая!.. Где скрылась, где девалась ты?..И сгорало, исходило сердце в жалости…Вдруг летучий розан пал на грудь мою,И услышал я, как слабый вздох: “В раю!..”Ожил, отче, я… И шел, ведом отечески,Я отсель, впервой любя по-человечески.
Ныне был наш путь всё вверх, в синейшей мгле,И как будто бы, отец, не по земле:Ни о камень, ни о травку не кололасяУж стопа моя… И вдруг три девьих голосаГде-то песней залилися… донеслись…