Выбрать главу

Я не услышал, как вошла Ба. Она осторожно коснулась моего плеча и позвала в соседнюю комнату. Там на столе лежала большая сумка-ранец, какую носили наши солдаты.

— Вот тут я принесла вам кое-что, — сказала Ба. — Здесь концентраты детского питания, вода, два детских комбинезончика. Здесь, в боковом карманчике, десяток «спасительных» таблеток. Больше взять я не могла, они у нас на строгом учете. — Она покопалась в ранце и достала пистолет. — А это вам на всякий случай. — В глазах ее промелькнула тревога. — Только вы должны мне дать слово, что не употребите оружие против Ло… Впрочем, его сегодня нет в городе. Так что все благоприятствует вашему побегу.

— А где Ло?

— Он перед вечером уехал с техниками в Селию искать какую-то аппаратуру.

— Ба, а из-за пистолета у вас не будет неприятностей? — спросил я.

— Нет, не будет… Это пистолет охранника, который сошел с ума и вообразил, что в город ворвались синие. Он стал стрелять, убил двух солдат, охранявших вход, а потом сам был убит. Никто не знает, что я взяла его оружие. — Губы Ба задрожали. — У нас чуть не каждый день кто-нибудь сходит с ума. Ло говорит… — Женщина бросила на меня встревоженный взгляд и замолчала. Потом торопливо поцеловала меня в щеку. — Всего вам доброго, командир До. Мне надо идти — я дежурю у рации. Запомните шифр — пять тысяч шестьдесят два.

Она убежала — маленькая, худенькая, какая-то жалкая.

После переданного по радиорепродуктору пожелания «Спокойной ночи» я, завернув Пе в одеяльце, вышел с ним в коридор.

Через несколько минут я уже стоял перед бронированной тяжелой дверью и набирал цифры шифра: пять-ноль-шестьдесят два. Дверь бесшумно раздвинулась. Я проскользнул внутрь и оказался в шлюзовой камере. Наружная дверь открылась простым нажатием кнопки.

Теплый сумрак летней ночи хлынул мне в лицо. Воздух был чистый, свежий, пахнущий хвоей. Но я знал, что каждый вдох этого воздуха увеличивает в организме сумму смертоносных частиц. Мне стало страшно не за себя, а за маленькое беззащитное существо, безмятежно посапывающее, у меня на руках.

Вездеход я отыскал быстро по примете — я оставил его под огромной старой елью.

Прежде всего я включил герметизацию, очистил воздух внутри машины, привел в действие аппараты фильтрации воздуха и воды. Затем я подумал, что следует дать Пе «спасительную» таблетку.

Но малыш спал так сладко, так улыбался чему-то во сне, что я не стал его будить, решив, что несколько минут нахождения в отравленной атмосфере для него не опасны.

Быстро проверив управление вездеходом и его сигнальные системы, я включил фары и вывел машину на дорогу.

Я ехал всю ночь. И всю ночь позади меня на раскачивающейся подвесной койке сладко посапывал мой маленький сын. И на сердце у меня было так хорошо и радостно, словно и война, и все пережитые ужасы являлись только тяжелым сном.

На рассвете Пе проснулся, с удивлением осмотрелся по сторонам и заплакал.

— Мама Мо! Хочу к маме Мо!

— Успокойся, сынок! Мама Мо скоро придет! — сказал я.

Он оглянулся по сторонам, лицо его стало изумленным и восхищенным. За окнами вездехода шел дождь. Его косые струи, освещаемые сильным голубоватым светом фар, казались серебряными струнами, живыми и подвижными!

Он с восторгом смотрел на омытые дождевыми струйками, словно лакированные листья деревьев, на клубящиеся низкие тучи, на реку, которую нам пришлось переезжать вброд. Потом дождь кончился. Пе восторженно приветствовал восход солнца.

— Что это? Что там горит? — закричал он.

Я остановил машину, быстро приготовил завтрак, накормил малыша и поел сам.

Пе ел и о чем-то сосредоточенно думал. Потом спросил:

— Это такое кино?

— Где кино? — не понял я.

— А вот там!

Он указал на окно, где разгорался ясный солнечный день.

Вопреки моим опасениям опытный космодром оказался целым и невредимым. В густом лесу была прорублена просека, посредине которой шла проволочная изгородь, по которой когда-то был пропущен ток. Сейчас ряды ржавой проволоки переплели зеленые змеи лиан. Я не стал стучаться в запертые массивные ворота, а просто-напросто протаранил их вездеходом, проехал через лесные заросли и оказался на пустом и безжизненном поле космодрома. Справа высилось серое бетонное здание штаба и лабораторий. Оно было пустым — зияли раскрытые двери, темнели треугольники окон. Слева вздымались, тронутые красной ржавчиной, гигантские полусферы ангаров, в которых когда-то стояли боевые космолеты. Сейчас ворота в них были раскрыты, космолетов не было. Очевидно, все они были подняты в небо по боевой тревоге, когда ракеты и космолеты синих брали курс на Селию.