— Да я все понимаю, Анатолий Абрамович, — кивнул я. — Не буду бродить по расположению, здесь посижу.
Солнце в затянутом дымом небе начало ощутимо клониться к западному горизонту, когда с той стороны показалась обляпанная грязью полноприводная «эмка» и с заднего сиденья неуклюже выбрался, как медведь из берлоги, живой и визуально невредимый генерал-майор Владимир Петрович Бат.
У меня чуть сфинктеры не сработали от облегчения.
— Дубинка! — взревел Бат и набросился на меня.
— Батоныч! Осторожно, бегемот, меня в левую цапануло!
— И меня! Ровно в одиннадцать нуль-нуль! Я как раз на часы глянул, и тут — раз! — болванка в башню. И мне осколком брони по руке, как бритвой — ших! Ха-ха!
— Это надо же, а? И меня в одиннадцать! Только пулей.
— Это знак!
Расцепившись, мы с улыбкой посмотрели друг на друга.
— Виталя!
— Володька!
— А ты уже слышал, как мы им врезали?
— Я так даже и видел! Мы как раз на опушку леса вышли, а на поле прямо вторая «Прохоровка» шла!
— Погоди, кто это — мы?
— Я не один провалился! — усмехнулся я. — Я с… женщиной провалился.
— Опаньки, узнаю друга Виталю! — расхохотался Батоныч. — Познакомишь?
— Она сейчас в медсанбате.
— Ранена? — с тревогой в голосе спросил Володя.
— Нет, она врач. Сама вызвалась твоим медикам помочь.
— Молодец! — искренне похвалил Бат. — Пошли туда, мне все равно надо нормальную перевязку сделать, да и тебе не мешает повязку сменить.
Медсанбат находился метрах в пятистах от штаба. И зрелище представлял пугающее — все пространство вокруг двух больших палаток с красными крестами занимали сотни лежащих, сидящих и ковыляющих людей, замотанных в окровавленные бинты. И где в этом царстве скорби искать Светлану? К счастью, искать «фройляйн Сморкалову» не пришлось — женщина стояла возле входа в палатку. И тоже пугала своим видом — белый халат заляпан кровью так, словно его хозяюшка побывала на бойне. Впрочем, по сути, так оно и было. Мало того — между тонких пальчиков Света изящным жестом держала дымящуюся папиросу. И издалека было заметно — руки врача дрожат, горящий кончик папиросы скачет вверх-вниз.
— Ты ведь не куришь? — полуутвердительно-полувопросительно сказал я, когда мы подошли.
— Не курила… — устало ответила Света. — Но тут не то что закуришь — запьешь! Ты же видишь, что вокруг творится, — и все эти парни еще не прошли обработку. Мы не успеваем, зашиваемся… Я сделала восемь операций… Трое не выжили…
Одной затяжкой докурив папиросу, Сморкалова втоптала окурок в грязь под ногами и подняла на нас глаза.
— Это и есть твой друг? — Увидев Бата, женщина через силу улыбнулась. — Здравствуйте!
— Здравствуйте… — проговорил Батоныч с запинкой и решительно протянул руку: — Владимир Петрович!
— Светлана Алексеевна. Очень приятно.
— А уж мне как!
Наступила неловкая пауза, но ее очень быстро прервали — из палатки вышел молодой мужчина, в таком же, как на Свете, заляпанном кровью белом халате.
— Ефрейтор умер на столе… — глядя сквозь нас, сказал мужчина. — Все тело — сплошной ожог…
— Я предупреждала, Игорь Моисеевич… — бесцветным голосом ответила Света. — Сердце не выдержало?
— Да… — почему-то несколько раз кивнул мужчина и только сейчас, казалось, увидел нас. Разглядев комдива, он попытался принять строевую стойку. — Товарищ генерал-майор! Во вверенном мне подразделении…
— Отставить, товарищ военврач! — голосом и жестом Бат остановил доклад. — Я все вижу, Игорь! Вижу, что раненых много, вижу, как вы самоотверженно работаете. Спасибо тебе, сынок!
И Батоныч, не испугавшись замызгаться, по-отечески обнял молодого врача.
— Это наш главный спаситель! — повернувшись ко мне, сказал Володя. — Игорь Моисеевич Фидельман. Был ведущим хирургом Первой градской, на фронт пошел добровольцем.
Главврач устало улыбнулся.
— Игорь, я вижу, что вы заняты, но мне и товарищу комиссару тоже требуется медицинская помощь.
— Да-да, конечно, товарищ генерал-майор! Пойдемте в палатку! — пригласил Фидельман.
— Давай, сынок, сделаем по-другому: отпусти на время Светлану Алексеевну, она уже на ногах нетвердо стоит. Пусть отдохнет пару часов, а перед этим нам с комиссаром перевязки сделает. Дай ей бинты и… что там еще нужно!