Прогрессивный ректор.Вы что, каждый день теперь будете мне звонить?
Я.Простите, я просто хотел узнать. Что он ответил, я не помню. Потом меня все же позвали, но когда я пришел, ректором был уже другой. Прогрессивный стал министром культуры. Забавно, что когда прогрессивный ушел из минкульта, министром стал предыдущий ректор, тот самый, который, по его словам, ничего против меня не имел, но его брали за яйца. "Я возьму судьбу за глотку", — сказал Бетховен. Он ее за глотку, а она его за...
Лосев.Да, да, я так и сказал Бердяеву. Свобода, конечно, свобода, но прежде всего судьба.
Александр Лазаревич.Ты себе думаешь, а оно себе думает.
Алексей Евгеньевич.Справедливости не ищи.
Любимов.Что же, "оптимизм", что ли травить будем? Не-е-ет.
Я.А так хочется оптимизма в финале... Да и где он, этот финал, — вы не знаете. Я не знаю, и никто не знает и не узнает. А, может, его и нет. Может, и нет никакого финала, а как поется в песнопении, "но жизнь бесконечная". А, может, уже и не жизнь, а смерть бесконечная? "Но смерть бесконечная". Однажды человек замечает, что среди его современников умерших гораздо больше, чем живых. И что самое удивительное, эти как бы умершие выглядят намного живее. А потом как бы живые и вовсе исчезают, остаются только как бы умершие. И в один прекрасный день человек и сам не заметит, как с умершими он общается, а о живых только вспоминает. Потому что нет никакой границы между тем и этим, этим и тем. Как Александр Лазаревич рассказывал...
Александр Лазаревич.Мы долго думали, какой он будет, социализм, а потом вдруг однажды по радио объявили, что социализм наступил... Они и коммунизм так объявят, и царствие небесное. Вот оно! Уже наступило.
Я.Бога я представлял как фокусника в клоунском красно-белом костюме и красном колпаке в белый горошек. Он извлекал изо рта черные и белые шарики, потом черные метал вниз, в меня, в наказание за плохие поступки, А за хорошие поступки полагались шарики белые — это подарки. В 7 лет меня окрестили тайно, ночью в единоверческой церкви в Клинцах, куда мама и папа приехали с театром на гастроли. Папа не возражал, но и не приветствовал наш заговор. Мела февральская метель за окнами церковной сторожки. Было немного страшно, как в сказке. Я погрузился в купель.
Отец Захария.Отрекаешься ли от диавола и деяний его?
Я.Отрекаюсь.
Отец Захария.Плюнь трижды через левое плечо.
Я.Отрекаюсь. Тьфу-тьфу-тьфу. (Сцена повторилась три раза. Почему-то вдруг стало стыдно.)Я не знал никакого диавола, и отрекаться было по сути дела не от кого. К тому же я считал невежливым плевать в кого-либо, даже в диавола. Еще большую неловкость я ощутил, когда отец Захария велел трижды встать на колени и трижды удариться об пол лбом. Зачем все это моему любимому Боженьке? Но, облачившись в белую крестильную рубашку до пят и надев серебряный крестик, я почувствовал себя избранным и для начала приказал метели: "Остановись, метель!" Метель продолжала завывать всю ночь.
Отец Захария.Тут дело в самом тебе. Значит, недостаточно горячо молился.
Алексей Евгеньевич.В церковь ходят не просить Бога, а славить Бога.
Я.И то, и другое казалось мне стыдным, но иногда, когда очень плохо, я мгу искренне попросить, а когда хорошо, то так же искренне славлю. Разумеется, Богу этого не нужно, но люди без этого не могут.
Любимов.Конечно, не могут, вон какой Парфенон отгрохали, а мы с вами здесь пьесу ставим "Посвящение Сократа".
Хор.Что узнал ты, Сократ, от богов?
Сократ.Я знаю то, что ничего не знаю.
Любимов.А другие и этого не знают.
Я.А я знаю то, что я знаю.
Сократ.И что же это?
Я.Я знаю то, что я живу. И еще я знаю точно, что я умру.
Сократ.И то, и другое нуждается в доказательствах.
Я.Второе можно и не доказывать. А первое... первое тоже можно не доказывать.
Надежда Владимировна.Самое главное доказательство загробной жизни — это то, что я прихожу к тебе во сне не часто, а лишь в исключительных случаях. Если бы загробной жизни не было, я снилась бы тебе каждый день. А тут все совсем не так просто.
Кирпотин.Я марксист, атеист и материалист и ни разу к вам во сне не являлся.
Александр Лазаревич.Ты себе думаешь, а оно себе думает. Наука умеет много гитик. Ведь я просил меня не кремировать.
Я.91-й год, разруха. Это было не в моей власти.
Александр Лазаревич.Ну, надеюсь, ты получил десять тысяч, которые лежали на сберкнижке, спрятанной в книгу Сартра "Слова" на 112-й странице?
Я.Ты завещал вклад Ольге Сергеевне, а она была уже не в силах съездить в сберкассу, чтобы завещать вклад мне. Да я и не понял, о чем она говорит. Но ты не огорчайся. Десять тысяч стремительно обесценились, а в сберкассе стояли такие толпы…
Надежда Владимировна.И мои 700 рублей так и пропали. Я же говорила, что пропадут.
Я.Боже мой, о чем мы говорим? Завещания, книжки, вклады... Ведь начали о бессмертии.
Сократ.Это и есть доказательство реальности загробной жизни. Если бы вы говорили о душе или о бессмертии, это было бы крайне неубедительно. А вы общаетесь так, словно никто и не умирал.
Александр Лазаревич.Нет, кое-что я все-таки помню. Я попросил Олю принести мне в больницу одеяло.
Ольга Сергеевна.Я принесла желтое одеяло, других в Доме ветеранов сцены не было. Ты усмехнулся и сказал...
Александр Лазаревич.Надо же, всю жизнь терпеть не мог желтый цвет.
Я.Это были последние слова отца. Почему такое значение придается последним словам? Словно люди родились, чтобы умереть.
Алексей Евгеньевич.
А мы пить будем,
мы гулять будем,
а смерть придет —
помирать будем.
Надежда Владимировна.В детстве я думала, что не умру. Как это - перестать дышать? А я вот возьму и не перестану.
Вовка.Таблицу умножения знаешь?
Я.Пойду в школу и выучу.
Вовка.Учи сейчас. Повторяй:
Одиножды один — приехал господин.
Одиножды два — пришла его жена.
Одиножды три — спать пошли.