– Будто домой вернулась, – призналась Эллен. – Всюду на верандах сидят старушки.
– Вот такое не везде увидишь, – Хедли показал на задний двор, где к фруктовым деревьям был привязан козел. Он поднял голову и воинственно таращился на них, пока они не проходили мимо, а затем подозрительно вернулся к еде.
– Живи мы здесь, можно было бы завести козла, – Хедли ненадолго поставил Пита на землю, чтобы прикурить сигарету. Пит, одетый в красно-белый летний костюмчик, поковылял обратно к забору, за которым стоял козел. – Питу бы понравилось. Он мог бы каждый день гонять козла в лес и нагружать его хворостом.
– Вот так бы мы и жили? – улыбнулась Эллен. – Беда в том дело, что здесь не так уж много катков…
Через минуту Хедли сказал:
– Здесь вообще ничего нет. Никаких магазинов – только бакалейные лавки да сельхозтовары.
– Еще парикмахерская. И бензоколонка.
– Что происходит, когда что-нибудь ломается? Что они делают, если у них перегорают радиолампы?
– Может, у них нет радио? – предположила Эллен.
– У всех фермеров есть радио.
– Тогда, может, его ремонтируют вон в том гараже?
Рядом с аптекой-закусочной находилась крохотная контора по торговле недвижимостью. Хедли вошел туда с женой и сыном, и они расселись перед старомодным дубовым столом.
– Какого рода собственность желаете приобрести? – спросил костлявый, высохший старый риэлтор, поправляя очки и внимательно разглядывая посетителей. Он отвинтил крышку авторучки и подвинул бумаги, лежавшие на столе. – Понимаете, это не курортный район. Он расположен выше, у Рашен-ривер. У меня есть замечательный домик прямо на берегу: горожанам нравится – все эти мамонтовы деревья…
– Меня это не интересует, – сказал Хедли. – Я хочу приобрести что-нибудь здесь, в сельскохозяйственном районе.
Денег в банке хватило только на участок. Они вышли из риэлторской конторы, зажав в руке квитанцию о первом взносе, испытывая благоговейный страх и неловкость.
– Что мы будем с ним делать? – спросила Эллен. – Это же просто пустой участок – ничего, кроме бурьяна и старого дуба. Не можем же мы там жить? – Она с тоской взяла мужа за руку, и Хедли передвинул Пита на другую сторону. – Ты сможешь построить дом? Ты не сможешь построить его сам.
– Смогу, если ты поможешь.
– Когда? – Эллен бешено заторопилась, чтобы не отстать от него, когда он зашагал обратно к машине. – Прямо сейчас?
– Пока нет, – ответил Хедли. – Это не к спеху. Я хочу выяснить, каких видов услуг здесь не хватает… Хочу узнать, в чем нуждается город, – он остановился, озираясь. – Ты видела какие-нибудь признаки завода искусственного льда?
– Завод искусственного льда!
– Я просто прикидываю, – сказал Хедли, открывая дверцу машины. – Как ты думаешь, куда они идут, если хотят починить обувь?
Его изувеченное, изуродованное лицо застыло от предельной серьезности.
– Ты же не умеешь чинить обувь, – мягко напомнила Эллен.
– Решать не мне. Все зависит о того, что им нужно.
– А разве не от того… что нужно тебе? По-моему, это тоже важно, – и она прибавила: – Например, для меня – важно.
– Я должен выяснить, в чем они нуждаются, – убежденно повторил Хедли. – Мы будем изредка сюда наведываться… Можно не спешить. Я поговорю с людьми и выясню. Не будем торопиться.
Эллен завела мотор, и они подождали, прислушиваясь, пока он спокойно заработает. Стюарт сидел с Питом на коленях, положив руки ему на животик. Серьезное выражение никуда не делось. Видимо, оно никуда уже и не денется, став неотъемлемой частью этого лица – той мешанины из поломанных костей и порванных мышц, в которую превратился Стюарт Хедли.
Эллен нежно потянулась и откинула его белокурые волосы за уши. Теплый деревенский ветерок взъерошил их, растрепал, испортил аккуратную прическу, которую Хедли терпеливо укладывал каждое утро. Стюарт улыбнулся от прикосновения ее пальцев.
– Спасибо, – сказал он.
– Можно тебя поцеловать? – с надеждой спросила Эллен.
– Конечно.
Он слегка нагнулся, не отпуская ребенка. Она наклонилась к нему, опершись на одну руку и повернув лицо. Их губы ненадолго соприкоснулись: Хедли был спокоен, открыт, но не проявлял почти никаких эмоций.
Встревожившись, Эллен откинулась назад.