По своей должности - областной хирург! - меня приглашали на конференции. Особенно любил Ленинград - там Борис, наши врачи-моряки. Бочарова назначили главным хирургом Ленинградского округа. Получил генерала. Анна за это время уже остыла, жили мирно. Это были счастливые поездки - в Ленинград! Сколько умных разговоров! Борис - резкий, Аркаша - осторожный, но в меру. Наверное, побаивался: "Ушибленное поколение".
Очень жалели Юдина. Вот, что узнал от Киры: Юдин просидел в тюрьме два года, потом режим ослабили, начал оперировать в Новосибирске, к нему потянулись больные начальники. И даже разрешали инкогнито приехать в Москву. Приходил к Кирке, узнать про дела в институте. О том, кто его "заложил" говорить не стал.
8. 1952 г. Киев. Тубинститут.
Брянское время шло и приближалось к концу.
В ноябре 1951 года в Киеве была важная хирургическая конференция. Тогда же познакомился с тубинститутом и, главное, с директором - Александром Самойловичем (АС) Мамолатом. Дело было так. Я привез чемодан со срезами туберкулёзных лёгких к диссертации. Решил показать их патологу.
Разыскал Тубинститут, патолого-анатомическое отделение, заведующую, В.Ф.Юрьеву. Когда открыл чемодан и рассказал, она даже ахнула:
- Неужели все это в Брянске... наделали? (Читай: "нарезали").
Рассказал. Она куда-то исчезла и вернулась с директором - этим самым Александром Самойловичем. Кругленький, доброжелательный, очень приятный. Повел в кабинет, там уже был зам. - Клебанов Марк Абрамович. Я повторил историю. Мамолат загорелся:
Вот бы в наш институт такую хирургию!
Марк Абрамович, пожилой уже человек, осторожно заметил:
- Посмотреть бы оперированных больных.
- Нет вопросов. Приезжайте, вызову, покажу.
Чаем напоили. Вернулись к Юрьевой, часа два она смотрела препараты, диктовала описания и анатомические диагнозы. С тем и вернулся в Брянск.
События развивались, собирали десятка два оперированных больных, к назначенному сроку. Клебанов приехал, сел за экран рентгена и всех просмотрел. Ночевал у нас дома. Резюме:
- Я потрясен. Вам нужно переехать в Киев.
- Подумаю. Но один туберкулез меня не прельщает.
На том и расстались. Не знаю, когда Лида с ним говорила, но на следующий день заявила.
- Буду поступать в Киевский мединститут. Обещали помочь.
- А я?
- Тебя же зовут - поедем!
Визит имел продолжение - пригласили сделать доклад в институте на конференции. Приехал. Доложил. Имел успех. Познакомился с институтским хирургом Гришей Горовенко. Судьба его как моя, ровесник, прошёл фронт в медсанбате, орденов полно. После войны обосновался у Мамолата, у "тубиков".
Директор приглашение повторил.
Я поставил условия: чтобы кроме туберкулеза дали в городе отделение для общей хирургии. Мамолат добился, Министр, Л.И.Медведь, обещал создать торакальное отделение в Госпитале для инвалидов войны. Коек - сколько потяну. В самом же институте выделили всего 20 кроватей.
- Знаю, что мало, но больше не можем. Если дела пойдут ... Да и кафедра в Мединституте светит. После защиты. Жене поможем с поступлением.
Перспективы не вдохновили. Уж очень в Брянске хорошо!
Вернулся и снова окунулся в хирургию. Но Лида не забыла и стала готовить документы.
Перед тем и в тот год были события. Началась компания борьбы с космополитизмом. Это маскировка, а напрямую - с евреями.
Победу в войне коммунисты приписывали одной России. Союзники - будто-бы, только тушёнку давали. Сильно загордились. Стали неимоверно хвастать всякими мнимыми открытиями в науке: "Россия - родина слонов".
Начался ползучий антисемитизм. Под разными предлогами отстраняли евреев от руководства институтами, отделениями, кафедрами.
В Москве закрыли еврейский театр, Потом таинственно погиб артист Михоэлос. Ещё позднее открылось "дело врачей" - Виноградов, Иоффе.
Другое, местно-медицинское явление, но того же порядка. Сначала была "Сессия ВАСХНИЛ" и Лысенко съел генетиков. Потом сессия АМН - "Павловское учение". Иван Петрович в могиле перевернулся бы, какой шабаш вокруг его имени устроили. Лозунг звучал культурно:
- Даешь Павлова в практическую медицину!
Все болезни - от нервов и лечить их нужно бромом и сонной терапией. Всюду организовали "сонные палаты", чтобы к брому и снотворным было ещё темно и тихо. Я в это не верил, но палату организовали: приказ начальства.
Шел 1952 год. Диссертация закончена, переплетена. Два тома. Свёз их Бакулеву, в 1-ю Градскую больницу. У него был большой, но неуютный кабинет, второй стол занимал его заместитель, профессор Гуляев. Секретарь сидела в темной проходной перед кабинетом. Вот так, кремлевский хирург, президент Медицинской Академии и без всякого форса. Гораздо скромнее Юдина. При том ещё и беспартийный. Это уж вовсе странно.