Никогда еще Мария Стюарт не была так прекрасна, как в этот момент, никогда еще очарование ее прелести не было так увлекательно, как теперь, когда она говорила от чистого сердца, в глубоком волнении задевая самые чистые чувства Лейстера.
Он бросился перед ней на колени, схватил ее руку и, покрыв ее бесчисленными поцелуями, сказал:
— Ваше величество, вы наносите смертельную рану моему сердцу, но в то же время проливаете на него целительный бальзам. Вы дарите меня своим доверием, и я всецело отдаюсь вам. Пусть поднимают на смех посла Елизаветы, достаточно и того, если вы поймете меня. Несмотря на то, что мои самые радужные надежды потерпели крушение, я буду думать только о вашем счастье; я постараюсь обмануть Мюррея и примирить всех в Лондоне с мыслью о том, что шотландский трон достанется Генриху Дарнлею. Никогда еще в жизни я не любил ни одной женщины так, как вас, и чувствую это я особенно остро именно теперь, так как готов отказаться от вас ради вашего благополучия. Если же вы будете счастливы, то вспомните меня и скажите: «Дэдлею я обязана тем, что он проложил дорогу к моему счастью!»
— Так и будет, лорд Лейстер, — взволнованно сказала Мария Стюарт, — я буду знать, что около Елизаветы находится один из моих вернейших друзей.
Рука королевы ласково скользнула по волосам коленопреклоненного Дэдлея, а затем она вдруг схватила коробочку, вынула оттуда маленький портрет-миниатюру и, подав ее Дэдлею, с очаровательной улыбкой шепнула ему:
— Вот мой портрет, его постоянно носил мой муж Франциск. Возьмите его с собой вместо меня!
Лейстер прижал портрет к губам, простился с королевой взглядом отвергнутого поклонника и поспешил уйти из комнаты.
«Филли утешит меня, — думал он, — теперь это решено. Так, очевидно, пожелало Провидение. Что такое любовь женщины и честолюбие! Никогда, никогда Елизавета не могла бы предложить мне то, что сказала Мария и что сделала Филли. В ее объятиях я буду счастлив, счастливее тебя, Мария Стюарт, так как меня не придавливает своею тяжестью никакая корона, никто не будет оспаривать у меня красавицу Филли!»
Но судьба захотела немедленно ответить Дэдлею на эти слова.
Перед воротами замка послышались звуки фанфар, и перед резиденцией королевы показался Черный Дуглас в сопровождении Брая, Сэррея и вооруженных солдат.
Лейстер сразу догадался, что привело их сюда, и непреодолимый ужас пронизал его от головы до пят: эти люди могли узнать о бегстве Филли только в том случае, если беглецы пойманы; но ведь тогда он будет заклеймен позором, подвергнется презрению Марии Стюарт и гневу Елизаветы как изменник!
Только наглая ложь и могла спасти его. Что значили в сущности показания слуги (если Кингтон предал его) против слов его, лорда? Филли нема. Если она любит его, то кто мог бы заставить ее знаком указать, что виновник ее бегства он; если же она любит его далеко не так горячо, чтобы потерпеть из-за него стыд, — ну, тогда ему совершенно не стоит страдать из-за нее, тогда она погибнет ради его спасения.
В тихом Сент-Эндрю вызвало немало толков и пересудов то необыкновенное обстоятельство, что на улицах показался отряд вооруженных всадников. Сама королева была страшно поражена, когда ей доложили, что лорды Дуглас и Сэррей настоятельно просят принять их.
Королева колебалась, открыть ли отряду ворота, или отказать в приеме. В этот момент в комнату вошел Мюррей и, как ни был он ненавистен ей, все-таки в его присутствии она почувствовала себя спокойной.
— Что нужно этим лордам? — спросила она. — Я не желаю давать здесь аудиенцию!
— Если вы, — поклонился ей Мюррей, — разрешите мне, то я прикажу поднять мосты и распоряжусь, чтобы стрелки не подпускали на расстояние выстрела ни одного вооруженного. Я не думаю, разумеется, чтобы лорды замыслили что-нибудь злое, но пусть это послужит уроком другим не приближаться к королевской резиденции с вооруженной силой, если они имеют какую-либо просьбу к королеве!