— Дай человеку выпить, — со смешком сказал Уэрри. — Вон любимое виски Роба «Локхарт». Налей ему побольше.
Джинни взяла бутылку, критически рассмотрела этикетку и налила небольшую порцию.
— К нему что-нибудь нужно?
— Спасибо, содовой.
Хэссон принял из ее рук стопку и под благосклонным наблюдением Уэрри проглотил большую часть ее содержимого. Правда, он все-таки скривился, когда почувствовал, что виски разбавлено тоником.
— Нормально, а? — забеспокоился Уэрри. — Я несколько дней разыскивал эту марку.
Хэссон кивнул.
— Я просто никогда раньше не пробовал его с тоником.
Изумленное восхищение отразилось на лице Уэрри.
— Неужто Джинни долила тебе не то! Ну и тетка!
— Ему бы следовало пить обычное ржаное виски с имбирным лимонадом, как делают все остальные, — бесстыдно заявила Джинни, и Хэссон понял, что она специально испортила ему смесь. Озадаченный и расстроенный ее враждебностью, он отвернулся и молча стоял, пока Уэрри наливал ему новую стопку. На этот раз она оказалась до краев наполнена почти чистым виски. Хэссон ушел в тихий уголок и занялся выпивкой, методично и безрадостно: он надеялся оглушить себя до такого состояния, в котором присутствие незнакомых людей окажется неважным.
Вечеринка продолжалась. Образовывались и рассасывались разные центры и группы, разговоры постепенно становились все громче — пропорционально количеству выпитого спиртного. Эл Уэрри видимо решил, что выполнил свой долг хозяина по отношению к Хэссону, и теперь беспрестанно сновал среди своих друзей, не задерживаясь ни в одной группе больше нескольких секунд: здоровый, щеголеватый, ловкий — и совершенно неуместный в своей шоколадно-коричневой форме. Мэй Карпентер почти все время была окружена не меньше, чем тремя мужчинами. Казалось, она совершенно поглощена ими, но тем не менее ей всегда удавалось перехватить взгляд Хэссона, когда он смотрел в ее сторону.
Хэссону пришло в голову, что у Уэрри с Мэй есть нечто общее: они оба оставались для него абсолютно непонятными. Их физическое присутствие настолько угнетало его, что совершенно заслоняло их внутреннюю сущность. Например, Мэй вела себя так, словно она находит Хэссона привлекательным, хотя он давно поставил крест на себе как на мужчине. Возможно, у Мэй сильны материнские инстинкты, об этом Хэссон просто не мог что-либо сказать. Он пытался решить эту проблему в перерывах между беседами с незнакомыми мужчинами и женщинами, которые по очереди решали облегчить его одиночество. Шум в комнате нарастал. Хэссон упорствовал в поглощении спиртного, пока не допил бутылку и вынужден был перейти на ржаное, которое нашел невкусным, но вполне приемлемым.
В какой-то момент, когда свет был притушен и многие начали танцевать, Хэссон сделал великое открытие — оказалось, что пухленький розовощекий молодой человек, беседующий с ним, вовсе не фермер, как можно было бы решить по его внешнему гаду, а врач по имени Дрю Коллинз. В его сознании тут же всплыло воспоминание, которое Хэссон постарался спрятать подальше: Тео Уэрри сидит один в своей комнате и подносит настольную лампу к глазам.
— Я бы хотел вас кое о чем спросить, — сказал он, сомневаясь относительно этичности вопроса. — Я знаю, что время неподходящее и все прочее…
— Плюньте на эту чушь, — уютно ответил Дрю. — Я вам выпишу рецепт даже на бумажной салфетке.
— Это не обо мне, я подумал, не лечите ли вы Тео.
— Угу, я присматриваю за юным Тео.
— Ну… — Хэссон закрутил в рюмке виски, так что в нем получилась воронка. — Правда, что через два года к нему возвратится зрение?
— Абсолютная правда. На самом деле даже немного раньше.
— Почему надо столько ждать и не сделать операцию побыстрее?
— Дело не столько в самой операции, — объяснил Дрю, видимо, довольный возможностью поговорить на профессиональную тему. — Дело в том, что это кульминация трехлетнего курса лечения. То, чем страдает Тео, известно как осложненная катаракта. Это не значит, что сама по себе катаракта сложная: просто он получил ее в слишком раннем возрасте. Еще двадцать лет тому назад существовал один-единственный способ лечения: удалить помутневшую часть хрусталика. Но это оставило бы его полуслепым, а теперь мы можем восстановить прозрачность. В течение трех лет надо капать в глаз лекарство, но зато по окончании этого срока простой укол специального энзима сделает хрусталик прозрачным. Это настоящая революция в медицине.