— Почему ты плачешь, мальчик? — спросила я вежливо.
— Потому что вот он наступил на мою тень, и теперь тень не может двигаться следом за мной! — ответил он и всхлипнул.
— Валька, сойди с его тени, — попросила я серьезно.
Валя недоуменно поглядел себе под ноги и отошел в сторону.
15. На рисунке изображены трое ребят — Диана, Валентин и Питер Пэн. На траве рядом с ними — их тени, только тени перепутаны. Соедините стрелочками ребят и их тени.
Незнакомый мальчик заметно повеселел, перестал всхлипывать и галантно поцеловал мне руку.
— Спасибо тебе, милая девочка, — ты спасла мою тень! И теперь я — твой верный рыцарь! — и он поклонился мне.
— Ты — Питер Пэн? — догадалась я.
Валя, услышавший это, расхохотался. Ведь он помнил, что Питер Пэн никогда не плакал, а еще он был самым отважным мальчишкой на свете, носил одежду из листвы, а не тунику, и за поясом у него всегда был кинжал. Валя не подозревал еще того, о чем догадалась я: мы попали в другую историю, названия которой я никак не могла припомнить! И Питер Пэн в этой истории именно такой, каким мы видим его: жалкий, брошенный, пытающийся найти свое предназначение в жизни.
— Эй, скажи, что ты не Питер Пэн! — воскликнул Валя.
— Я — Питер Пэн, — ответил мальчик.
— Ой, — опешил от неожиданности Валя.
— А вас, значит, принесла пыльная ведьма? — спросил Питер.
— Да. Я — Диана. А это мой брат Валентин, — представила я нас с братом.
— И у нас мало времени, — добавил Валька, которому вдруг стало ужасно скучно, — я-то думал, что увижу героя! Мальчишку, который всем пример, и на которого надо равняться! А передо мной плаксивое существо, ничтожество в огрызке простыни.
Питер Пэн от Валиных слов снова чуть было не расплакался.
Но тут я задала свой вопрос:
— Ответь, пожалуйста, почему сейчас мы понимаем друг дружку, когда еще вчера мы не понимали парковых сторожей?
— Потому что мы с вами, а еще эльфы, феи, птицы, животные и даже пыльная ведьма, говорим на языке детства. Этот язык не нуждается в переводе, — ответил Питер, — а взрослые…
Он замолчал, подумал немного о чем-то, и пару минут спустя мы услышали его печальную историю. Всем известно, что детей их мамам приносит аист. Но мало кто знает, что все дети сами были когда-то птицами и умели летать. Дети даже этого не помнят! Что уж говорить о взрослых! Так вот, когда дети были еще птицами, все они жили на дивном островке посередине озера в Кенсингтонском парке до тех пор, пока их мамы не написали письма дядюшке аисту с просьбой прислать им младенца. Тогда аист отобрал симпатичных птенцов, попросил их прeвратиться в самых прелестных младенцев на свете, а потом отнес каждого к мамочке. Так вышло и с Питером Пэном. Аист принес мальчика к его маме, которая очень хотела иметь сыночка. Она дала ему имя, завернула в пеленки и положила в колыбель. Но мама была рассеянной и, уходя выпить чашечку чая, забыла закрыть окно в детской. Мы с Валей слушали рассказ Питера, затаив дыхание.
— Я испугался в тот момент, что отныне мне придется быть человеком! — продолжал повествование мальчик. — Ведь это так трудно! Поэтому я нашел в себе силы выбраться из колыбели, вылезти через окно и по водосточной трубе удрать от мамы. Я видел, как она вбежала в детскую, протянула руки в окно, как она плакала… Но пролетающий мимо знакомый дрозд подхватил меня и помог вернуться на мой остров в Кенсингтон.
— Неужели ты хотел обратно стать птенцом? — с ужасом спросил Валька.
— Да. Но я не смог. Я остался человеком, — сказал Питер Пэн, — спасибо феям — они наделили меня способностью летать, словно я птица. Но все равно — я человек, одинокий, не знающий как мне поступать дальше.
— Я вспомнила название этой грустной сказки, — воскликнула я, — она называется «Питер Пэн в Кенсингтонском саду».
— Дурачок ты, — бодро констатировал Валя, — радуйся, что ты свободный, а значит, — самостоятельный! Что хочешь, то и делай, никто тебя не ругает, никто не поучает!
— Но, с другой стороны, меня никто не научит, что такое — быть настоящим человеком. И если маленькая девочка вдруг заблудится в парке, что я буду должен сделать — дернуть ее за косичку или попросить фей построить для нее домик? Или, быть может, утешить ее, чтобы она не плакала, как часто плачу я. И вообще — что такое «утешить»? — спросил Питер Пэн.
— Это хороший вопрос, — сказал Валя и рассеянно почесал макушку.
— Утешить — это значит дать понять, что все вовсе не так плохо, как кажется на первый взгляд, — ответила я.
— Тогда дай понять, что ты станешь моей мамой, — сказал Питер Пэн, — и научишь меня всему тому, что знаешь сама!
— Родную маму не заменят сто лучших чужих мам! — покачала я головой.
— Родной маме я не нужен, — сказал Питер Пэн горестно.
Он рассказал, как в один день он очень хотел вернуться к своей плачущей маме. Но когда он подлетел к окну детской, то увидел, как в колыбели лежит другой малыш. И мама с улыбкой поет ему веселую детскую песенку.
— Она забыла меня, моя мама, — с горечью сказал Питер, — я стал ей безразличен!
Я задумалась. Ситуация выдалась не из простых. Я видела, что Валька сбросил с лица гримаску недовольства и проникся желанием помочь несчастному Питеру Пэну. Я посмотрела на воду озера и на аистов, кружащих над деревьями острова.
Необыкновенный остров аистов, остров, по форме напоминающий что-то странно знакомое, такое близкое и неуловимое…
Я знала только одно: именно этот остров должен дать мне ответ на все вопросы. Но скоро ли это произойдет? И каким образом он это сделает, может быть, заговорит со мной на языке детства?
— Диана, — Валентин впервые за время общения с Питером Пэном обратился ко мне но имени, — помнишь, у нашей соседки цыгане украли сыночка.
— Помню, — ответила я.
— Она даже заявила в милицию. Но милиция долго не могла его найти. За это время аист принес соседке еще и дочку. Но она никогда не забывала и первого пропавшею сына.
— Какая грустная история, — на глазах Питера снова появились слезы.
— Подожди, дослушай рассказ до конца, — попросила я, мальчик этот через год нашелся и вернулся в семью, к маме и сестре! Несмотря на появление дочки, мама любила и его тоже! И всегда верила, что он вернется, и всегда-всегда ждала его. Потому что сердце матери всегда открыто для своего ребенка, как бы долго он ни отсутствовал дома.
Питер очень внимательно слушал то, что я говорила.
— Мама должна быть у каждого человека, — внезапно сказал Валя, — ты можешь быть хоть сотню раз самостоятельным. Но мама — она и в Африке мама! Без нее пропадешь.
И тут меня осенила догадка: остров птиц имеет форму сердца! Сердце матери, которое всегда открыто для своих детей, как бы долго оно ни находилось с ними в разлуке.
16. Вот он, этот остров. Раскрасьте его красным карандашом, а рядом в клеточках подпишите, форму чего он имеет.
— Так, Диана, ты думаешь… — прошептал Питер Пэн.
— Да, да, Питер! Твоя мама… — поспешно начал объяснять Валька и запнулся.
— …она все еще ждет тебя, — добавила я, — и не только она, а еще и твой брат. Словом, вся твоя семья будет рада принять тебя обратно. Тебе лишь только надо сказать им о том, что ты желаешь вернуться.
— Потому что сердце матери всегда открыто для меня, — тихо добавил Питер Пэн.
Но в его словах, таких негромких и простых, была самая настоящая уверенность. Тут как тут пыльная ведьма верхом на единороге подлетела к нам. Мы с Валькой снова уселись на чудо-зверя позади его наездницы. А Питер Пэн взмахнул руками и поднялся в воздух, словно птичка.
— Полетели-и-и! — заорала пыльная ведьма хриплым басом.
— К маме! — завопил Валька.
— К маме! — подхватила я.
— К маме, — немного помедлив, но твердо произнес Питер Пэн.
Мы по воздуху добрались до домика с красной черепичной крышей, и Питер Пэн суетливо заметался возле закрытого окна в детской.