Он не успел шевельнуться.
Но торговец уже сделал шаг. И вот он наклоняется вперед и тонет в людском потоке, заполняющем шоссе…
Руссо не стал ждать и нырнул вправо, за первую попавшуюся спину. Без малейшего угрызения совести: в любом случае, это их страна.
Бедуин, подаренный ему случаем как укрытие, тоже в свою очередь рухнул, и убийца сразу застрял в неразберихе, которая мгновенно возникла в охваченной паникой толпе, что позволило Руссо оказаться в пятидесяти метрах от места событий, а давка и вопли у него за спиной делали всякое намерение преследовать его с револьвером в руке более чем невыполнимым.
В сознании Руссо отпечатался мгновенный снимок револьвера с глушителем на фоне коричневой францисканской рясы…
И тогда он сделал две вещи. Первая оказалась решающей. Он решил рискнуть и бегом, расталкивая людей локтями, бросился к «кадиллаку», как обычно, ждавшему его рядом с воротами. Тут же, на обочине, стоял мотоцикл человека в коричневой гандуре. Руссо сорвал номерной знак, сел в машину, велел водителю заехать в медину с другой стороны, вошел в старый город через Ворота Йеменитов попросил проводить его до дома.
Руссо ввел водителя в дом и попросил подождать, пока он примет душ. Затем он задумчиво выкурил сигарету и снял трубку.
Этот телефонный аппарат был установлен специально для него, в нем имелось две прямые линии: одна соединяла с посольством, а другая с управлением полиции.
Голос господина Дараина не выдал никакого удивления, но он, видимо, давно привык разговаривать с мертвыми.
— Я и правда удивлен, дорогой друг… Бедуин, говорите вы?
— Бедуин, пистолет с глушителем. Следовал за мной на мотоцикле — если мой шофер умеет читать — с номерным знаком полиции Хаддана…
Господин Дараин хранил молчание, которого требовали обстоятельства. Молчание вздыхало, комкало носовой платок, постукивало себя по лбу…
— Возможно, мотоцикл краденый.
— Возможно.
Руссо тоже некоторое время хранил выразительное молчание. Господин Дараин поступил так же. Затем он позволил себе смешок.
— Господин Руссо, я согласен с вами. Всегда нужно предполагать всё… Но если бы я получил приказ вас убить, то, уверяю вас, я бы не выбрал для этого полицейского и мотоцикл, они столь… самоочевидны. Правда, нет. Это не в моем стиле… Если так можно выразиться. Жду вас…
Руссо повесил трубку.
Он дал себе час, прежде чем отправиться в крепость. Ему требовалось немного привести в порядок мысли, которые были как нельзя более смутными. Если он что и не мог терпеть, так это быть обязанным жизнью случаю… Случай обладает заведомо ограниченными возможностями, коротким дыханием, и от него нет никакой пользы на длинных дистанциях…
Господин Дараин сидел за рабочим столом и курил сигарету за сигаретой.
— Вы бы приказали вытряхнуть пепельницу, — посоветовал Руссо.
Господин Дараин раздавил сигарету и безо всякого интереса взглянул на номерной знак, который положил перед ним Руссо.
— Да, ясно, — сказал он.
Он вздохнул и изобразил разочарование.
— Но вы меня недооцениваете, — добавил он. — Правда… И когда вы предположили, что я способен на такую… грубость…
По-видимому, это было самое ужасное слово в его лексиконе.
— С чего бы я получил приказ устранить вас?
— Я не говорил, что вы получили приказ…
Лицо господина Дараина побелело, а это один из немногих эффектов, которые даже лучшим актерам не удаются намеренно.
— Господин Руссо, если вы подозреваете, что я захотел вас устранить по приказу, это гипотеза, но если вы считаете, что я способен сделать это без приказа, то это оскорбление!
— Это ни то, ни другое. Я просто информирую вас о том, что один из ваших людей попытался меня убить. И что у него имеется пистолет с очень сложным глушителем. Думаю, «вестбронн». Последнее слово техники… На обычное жалование такого не купишь.
Господин Дараин задумчиво разглядывал Руссо.
— Поразмыслим вместе, если угодно… Почему вас?
— Может, подозревают, что у меня и в самом деле начинают появляться соображения относительно того, что происходит…
Господин Дараин сбалансировал трость у себя на колене.
— И что же это за соображения?
Руссо промолчал настолько выразительно, насколько это возможно.
— Ладно, вы опасаетесь меня, — устало сказал господин Дараин. — Я вас понимаю. Вы меня едва знаете…