— Как, Гордей, на пашне сгодятся? — спрашивали мужики.
— Добрые кони. Добрые, — похваливал рыжий.
«Неужто у них и пашня есть?» — удивился я.
А Гордей мимоходом кинул взгляд на закаменевшего Пахома и с насмешкой оглядел меня. Бороденка его при этом уничижительно поднялась кверху. Видно, он нечаянно сравнил меня с моим могутным попутчиком. Сравнение вышло не к моей выгоде.
— Слышь, Ваньша, — продолжая осматривать меня, адресовался он к своему предводителю. — Я ровно предчуял чо, добрых прутов наломал. Да токмо барин-то жидковат. Выглядит на славу, да жидок на расправу.
Ваньша в свой черед тоже бросил на меня оценивающий взор.
— Сотню сдюжит, — определил, — а не сдюжит — его барская воля.
— Кафтанчик-то на ем добрый, — продолжал изучать меня рыжий. — Напяль этакий кафтан, так и станешь атаман. Слышь, Ваньша, тебе, однако, тесноват будет. Под мышками лопнет.
— Да бери, — равнодушно разрешил предводитель.
— Ваньша! Ты, поди, его и не обшарил? Пошто же ты?
Я сам диву давался, отчего разбойники не отнимут мой кошелек. Это всегда было не токмо их целью, но и традицией. Даже мой баул предводитель, не осмотрев, небрежно бросил на траву. Рыжий исправлял оплошность. Нащупал и вытянул из кармана мой бумажник.
— Деньжищ-то! — держа в руках пачку ассигнаций, восхищался он. — А тут ишшо бумаги какие-то.
— Подорожная, — взяв у него бумаги И деньги, сказал Ваньша. — Подорожная, — повторил он и довольно бегло прочел: — «Коллежский секретарь Зарицын Юрий Тимофеевич».
— Ну, вот что, Юрий Тимофеевич! — захлопотал рыжий. — Скидывай одежку. Да, ето, проворней шевелись.
Вскоре я очутился в грубой холстине. Рыжий щеголял, в моем костюме и шляпе. Все было ему велико, но это его не печалило. Козырем прохаживался по поляне. С усладой разглагольствовал:
— В брюхе солома, да шляпа с заломом! А голь, да в шляпе, тоже шляхта.
Дурной пример заразителен. Другие ватажники разворошили мой баул. Примеряли мою одежду, даже белье. А один поднес Ваньше ящичек с лекарским инструментарием:
— Чего это?
— После погляжу, — занятый своими мыслями, рассеянно промолвил атаман.
Между тем, всеобщим вниманием завладел рыжий.
— Таперича, как барина зароем, — объявил он, — дойду до самого наипервейшего енерала, я, дескать, ваше благородие…
— Превосходительство, — оторвавшись от своих дум, подсказал Ваньша.
— Я, дескать, ваше превосходительство, надеюшка наша, енерал, прозываюсь Юрий Тимофеев и прибыл к вам, ну как его…
Рыжий плутовато оглянулся, как бы прося предводителя подсказать ему нужное слово.
Разбойники уже сгрудились вокруг него. В каждой компании есть свой шутник и балагур. В ватажке эта роль принадлежала рыжему Гордею.
— Давай, Гордей, обсказывай, — подбадривали его со всех сторон.
— Ну, как его? — повторил он, и так не найдя, что прилично произнести вновь прибывшему чиновнику, махнув рукой, заявил:
— Пристраивай, надеюшка енерал, к должности, туда, где супец пожирней, чтоб ложка стояла. А я уж буду тебе верой-правдой служить, супостатов твоих крушить. Стану куш ухватывать поболе, потому, хочу жить на воле, ведь судят вора алтынного, зато чествуют полтинного.
Гордей помолчал, прошелся в мужичьем кругу, ловя восхищенные и ожидающие взгляды. Победно заявил:
— А что, ить возьмет? Не зазря у нас в Сибири байка такая ходит — как какой начальник едет, его вольные люди хватают. Один кто-то от так же кафтан его надевает, садится чиновником. Говорят, у иных чиновников на лбу и на щеках метки есть. Три буковки выжжено — «вор». Они это каторжное клеймо только пудрой сокрывают, а как пудра слетит…
— Буде! Не кривляйся. И так хорош.
В окрике атамана слышно было неудовольствие. Очевидно, ему надоело пустое балагурство. Он сел на ствол обгорелой, поваленной молнией сосны.
— Подь-ка сюда поближе, барин!
Кто-то из мужиков увесисто толкнул меня в спину.
Я стоял супротив удобно расположившегося, плечистого Ваньши, смешной и жалкий в тесноватой холщовой одежде.
— Что, барин, не чаял такого оборота? Здесь, брат, Сибирь! Столицы этого не видали, а у нас вольного люда хоть отбавляй.
— Почему столицы не видели? — ответил я. — При Петре Великом округ Москвы разбойников числом до тридцати тысяч доходило.
— То при Петре, — возразил Ваньша. — А теперь они все сюда перекочевали. За Каменный пояс. Так-то оно, барин!.. Слыхал ли ты? — неожиданно вопросил он. — Слыхал ли ты про Семеновские флеши? Ну, чего молчишь? Али не по чину-званию вашей милости ответствовать на мужицкие вопросы?