А на стану произошло следующее.
Клягин, обойдя участок, пощупал землю, растер комочек на ладони и, записав что-то в тетрадь, заявил:
— Согласно требованиям агрономии, эта земля под ранний сев не годится.
— Как так? — отнял руки от плуга озадаченный Антипа. — Почему? У нас правлением такой план сработан. Наперво высокие места, где посуше.
— А я говорю — нельзя!
— Тогда я совсем пахать не буду.
— Почему?
— Не буду и все. Я бригадир, я и в ответе. И ребятам скажу…
— Я заставляю! Я, как коммунист, авторитетно заявляю: придется спуститься вон туда, — Клягин махнул рукой, указывая на клетку, которую по плану намечали пахать не раньше, чем через пять дней.
— Ну, я отпахался, — Антипа решительно тронулся выпрягать. — Почему вечор при Батове ничего не говорил?
Клягин зашел спереди и взял лошадей за повод.
— Я, как коммунист, не позволю…
— Не позволяешь? Ладно. Так и скажем: коммунист пахать не позволяет.
— Кто? — взревел Клягин.
— Коммунист.
— Повтори!
— Коммунист. Ты сам сказал…
— Хорошо, — ее зная, что возразить, произнес Клягин и повернулся к пахарям, которые, побросав лошадей, столпились вокруг. — Ставлю перед бригадой вопрос: кто за советскую власть и кто против?
Все молчали.
— Кто против советской власти, поднимите руки.
Ни одна рука не поднялась.
— Хорошо. Теперь, для чего поставлены коммунисты?.. Для руководства. Значит, кто не доверяет коммунистам, тот против советской власти. А такой среди вас есть — товарищ Хромых, бригадир первой бригады.
Антипе стало не по себе.
— Как же так? — забормотал он. — Я против советской власти? Что вы? Да я ничего. Я ведь, как кони. Они, христовые, еле здесь ходят. А там ведь сыро.
— Во-первых, лошадь не христовая, а колхозная, — иронически заметил Клягин. — А во-вторых, какие мы есть колхозники?
Клягин выдержал паузу.
— Мы должны быть жертвой коммунизма. Вот что! Велят нам самим вот в эту грязь лечь, и ляжем…
— Ну, ты это не из того уставу берешь! — краснея от негодования, выдвинулась только что прибежавшая Фрося. — У тебя коммунизм-то пугало какое-то выходит… И выходит, что заместо себя ты его в грязь топчешь.
— Но-но! — оробел Клягин.
— Вот тебе и «но». В грязи мы и так належались. За коммунизм мы, может, всю кровь по капле отдадим! А ты грязь…
Поднялся галдеж.
— Тогда я проголосую, — предложил Клягин. — Кто за то, чтоб быть действительным социалистическим ударником раннего сева, прошу поднять руку.
Несмело, вразнобой, поднялись рабочие ладони.
— Большинство! — подсчитав голоса, объявил Клягин. — Перебрасывайтесь на то стекло.
— Неверно! — крикнула Фрося. — Ты о чем голосовал? Ты голосовал об ударничестве, а съехал черт знает на что!
Как ни шумела Фрося, Клягин настоял на своем. Пахать перешли на лог. Там еще стояли синие лужи, — пройдет пахарь борозду, а ее заливает водой. Земля льнула к ногам. К концу выпряжки кони ходили в пене. Антипа выполнил норму только на пятьдесят процентов, а остальные и того меньше. Коров, по настоянию Клягина, тоже перебросили на боронование лога. То, что с трудом преодолевали кони, коровы не могли осилить вовсе Между копытами приходилось ежеминутно чистить. В иных местах воды было так много, что она журчала поверх борон.
К вечеру прямо в грязь упала корова Степана Грохова. Ее сначала пробовали поднимать, но она лежала, безучастная ко всему, часто дышала, и в ней что-то переливалось и булькало, как в бочке.
— Дерите ее, как Сидорову козу, — распорядился подъехавший в это время милиционер Гасников. — Для общего дела нечего своего жалеть. От одной коровы государственное дело не пострадает.
И тут мужичонка, который недавно нашептывал: «молоко подай, а корову в оглобли», с ожесточением стал бить корову. Она не поднималась.
Батов, узнав все это, примчался на стан. Он отозвал Клягина в сторону и, не в силах сдержать негодование, обрушился на него:
— Ты что это, а? Кто тебе разрешил ломать производственный план бригады?
— Постой, товарищ Батов…
— Чего стоять! Угробить ты коней хотел! Коров! Безусловно.
— Ты выслушай! — стараясь не выдать свою растерянность, Клягин закурил. — Мы план-то в кабинете составляли! Ну вот. А в поле вышли — тут дело иное. На ходу перестраиваться надо… Ведь ранний-то сев что говорит: сей в грязь — будешь князь…
«Переборщил я, должно быть, — подумал Батов. — Не мог же он сознательно вредить колхозу». И уже мягче сказал: