Антипа продолжал ворочаться с боку на бок. Однако волнения минувшего дня так утомили его, что, придя к решению поговорить с председателем «всурьез и начистоту», он, наконец, забылся тяжелым сном.
Солнце, как всегда, застало Антипу на ногах. Пока Любава стряпала, он успел отбить косу, приделал к ней новую ручку и незаметно, чтоб избежать лишних разговоров с женой, скрылся. Через некоторое время с самым невинным видом Антипа сидел в правлении колхоза.
Шла утренняя разнарядка на работы. Когда закрылась дверь за последним посетителем, Антипа обратился к Батову:
— Андрей Петрович! Давно я хочу спросить тебя.
— О чем?
— Да вот. Сенокос, можно сказать, вплотную подступил. Разделим вот траву, ну и айда… А сам-то ты косить умеешь?
— Нет, — чистосердечно признался Батов. — Не приходилось.
— То-то. Так я и думал: не приходилось. Так ведь и председателем колхоза не случалось тебе орудовать.
— Безусловно.
— А вот правишь.
Батов насторожился.
— Ну, правлю… Опять поди не по-твоему?..
Антипа досадливо махнул рукой. Андрей понял. На лице его блеснула улыбка.
— А-а! Ну-ну. Вон ты куда клонишь, Антипа Иванович! Что же — поучи. Спасибо скажу.
Антипа подавил ответную улыбку. Сказал серьезно:
— За тем и пришел. Скажешь ты мне спасибо или не скажешь — не знаю, только… Впрочем, пойдем.
Узким переулком, поросшим крапивой и мятой, они спустились к Кочердышу. Черной тропкой, протоптанной скотом, прошли мимо огородов и курных бань. Стаи стрекоз поднимались с желтых пахучих цветов и садились на рубаху, на волосы.
— Ты, Андрей Петрович, единоличникам много не сули. Голубую-то Елань не знаю — дадут, не знаю — нет. Отпугивать, конечно, их от колхоза не след, но и поблажку давать — тоже несполитично.
— А не ты ли говорил, что не всегда же единоличный сектор наперерез пойдет.
— Ну, говорил. Так я же говорил: укороть надо на него найти. Вот не дать травы — они тода задумаются.
— Ишь ты какой прыткий! Да нам и не поднять своими силами всех покосов.
— Поднимем. Это уж твоя забота. На то ты и председатель колхоза. Хозяин…
Батов даже приостановился.
— Хозяин, хозяин! Ты что, Антипа Иванович, из меня кулака хочешь представить? Шалишь! Я в сторонке сидеть да командовать не собираюсь. Ты же знаешь. Я и без тебя на Истошное собирался. Уж не такое поди хитрое дело — косить.
Глаза Антипы, заросшие бородой, блеснули озорством:
— А ты не хвались, председатель, идучи на рать…
Они остановились около гумна Степана Грохова.
— Председатель колхоза тоже должен быть — одно слово: хозяин. Зазорного в этом ничего нет. Что значит хозяин? А это значит: все хозяйство сам должен до тонкости знать и первый за все браться. Тогда и с других спросить можно. — Говоря это, Антипа открыл еле приметную в траве калитку. — Смотри, травища-то какая у Степана выдурила. — Он по-хозяйски ступил в гумно. — Сперва вот здесь руками помаши, Андрей Петрович, а после того и на Истошное ехать можно.
— Что ты, Антипа Иванович! А ругаться Степан не будет?
— Чего-о-о? — сбычился Антипа.
— Не обидится, говорю, Степан на нас, что мы тут… на этом самом… Похозяйничаем?
— Э-эвва-а! — Антипа махнул рукой. — Еще спасибо скажет…
Антипа разнял под пряслом густой зернистый пырей и достал приготовленную с утра косу с новой ручкой.
— На полном строю, как бритва, — сказал он, пробуя жало косы на палец. — Сама косить будет.
Андрей потянулся к косе, Антипа продолжал:
— Токо косить сама она будет в умелых руках, так что ты не горячись, товарищ председатель, и руки свои побереги. Набьешь еще на них кровяные мозоли. Поберегись-ка!
Торопливо и как бы не серьезно, а так себе — вне всяких правил, чтоб только размяться и приготовить место для серьезного разговора, — Антипа окосил вокруг себя и встал в картинную позу.
— Вот! — И это означало, что теперь-то именно и начнется самое главное. — Перво-наперво литовку держи вот так…
Антипа обстоятельно рассказал, как надо держать литовку, как следует «делать замах», как, «упираясь на пяточку, ровно вести жало» и как после этого трава, будто сама собой, будет ложиться «по струнке».
— Вот так, — он для примера сделал один прокос, идя с той истовостью, которая отличает любое мастерство. — Видал?