Удивительно устроен человек! И беда ли его или лучшее благо, что всегда он соизмеряет свою жизнь с жизнью других, подобных себе? И жизнь колхозников волновала Максима. Высказанная Мироном мысль, что к зиме они разойдутся «всяк по своим», не вызвала в нем того ликования, какое он заметил в глазах Мирона.
«Так как же… Что тогда?..»
Приближение уборочной — страды — волновало всех.
Степан с подручным — Трымкой Цапулиным — не выходили из кузницы. Привели в боевую готовность все машины, нашли вкладыши для жатки-самосброски, перебрали, проверили каждый зуб в барабане молотилки. Тревожило: про обещанные сложную молотилку и еще одну самосброску больше в МТС не заикались.
— Ну что ж. Сразу на всех не напасешься, — говорил Антипа. — Всем миром возьмемся, управимся и так.
И вот, когда даже у него — человека, который свято верил в эмтээсовскую помощь, — не оставалось никаких надежд, раздался звонок из МТС.
— Шлите человека на инструктивный семинар. Даем жатку-самосброс.
Батов тут же решил собрать членов правления. Но пока сторожиха бегала за ними, набилась полная контора. Таким образом, вопрос, кого послать на семинар, обсуждался всем колхозом. Кандидатов было названо много. Кто-то из комсомольцев — серьезно или шутя — выкрикнул:
— Трымку Цапулю.
Никто всерьез этого не принял. Тут назывались имена людей постарше. Но когда начинали обсуждать, оказывалось, что тот к машине «не свышен», а тот, как, например, Калюжонок, и «свышен», да на другой работе незаменим: плотник — ферму строит. Говорили много, наперебой. Молчал один Степан. Он думал: «А ведь и правда — Трымко толковый парень. В кузнице на работе он себя показал. Смекалистый. Что, если поддержать?» Наконец решился.
— Трофима тут кто-то из ребят назвал. Я так думаю: можно бы его…
Многие не поняли.
— Кого, кого?
— Какого Трофима?
— Василья Афанасьевича парня.
— А-а… Трымку. Нет!
— Не пойдет!
— Молод еще, куда ему…
— С таким наробим. Себе на хребет. На меже будем стоять.
— Чего и говорить. Пожилого надо и такого, с кого спросить можно, ежали поломка.
— Правильно. Не то — молод, беднота…
Василий Цапуля, сидевший тут же за столом, рванулся с места и жалостливо заморгал, заглядывая в глаза Андрею Петровичу. Сам Трымко сидел красный от смущения и за себя и за отца. Батов, будто не замечая ничего этого, встал, одернул гимнастерку.
— А, по-моему, правильное предложение Степана Матвеевича. Уж кто-кто, а он знает Трофима. Да и я вижу: парень не верхогляд. — Батов повернулся к Нине Грачевой: — Комсомолец?
— Заявление подал.
— Вот и хорошо. Значит, первое комсомольское поручение будет. Ставлю вопрос на голосование. Голосуют члены правления.
Все члены правления проголосовали за Трофима Цапулю. Задержался немного Антипа, но и он поднял руку с нераспрямляющимися тупыми пальцами.
Колхозники расходились, оживленно переговариваясь.
— А не промахнулись мы, Андрей Петрович, касательно Трымки? — спрашивал Антипа у Батова, идя вместе с ним в Забегаловский край. — В народе-то говорят: яблоко от яблоньки недалеко падает.
— Нет. Думаю, что не промахнулись, Антипа Иванович, — возражал на это Батов. — Я вот на днях в журнале читал. Есть такой садовод, фамилия его Мичурин, так вот этот садовод от никудышной яблони яблоки вырастил. Да во какие! — Он приложил один кулак к другому, хотя ни он сам, ни Антипа не могли этого увидеть в кромешной темноте ночи. — Безусловно, как походить за ней…
У Батова было хорошее настроение. Несмотря на некоторые неполадки и с подготовкой к уборочной и со строительством фермы; несмотря на бессонные ночи, затрачиваемые на какие-то, может быть, и не очень нужные собрания со спорами, ссорами, уговорами; несмотря на обилие уполномоченных, сменяющих один другого и больше мешающих в работе, так как каждый из них по-своему понимал свои обязанности, — несмотря на все это, Батов не переставал ощущать в себе то постоянное чувство собранности, которое возникало в нем перед большой и трудной работой. Он ясно понимал теперь, что от того, как будет организована уборочная, от того, сколько будет собрано хлеба, будет зависеть не только успех дела, ради которого он ехал в деревню, но и судьба людей, не людей вообще, а окружавших его, близких ему, которых можно и пожурить и подбодрить.