— Да ты што, товарищ уполномоченный! Какое уж тут жатье. Вон какую погоду бог отчебучил.
— Ну, на происки богов мы ответим…
И вдруг Дерябина озарило — ведь вот когда церковь закрыть. Все равно в поле работать нельзя.
Задумано — сделано… Решив, что для снятия крестов потребуются лестницы, Дерябин тотчас же отправился к плотникам на строительство фермы. На улице хозяйничал дождь. С плаща, с усов Дерябина текла вода, когда он через широкий дверной проем вошел под длинные своды фермы. Ее сумеречную пустоту прохватывали сквознячки, несущие смешанный запах свежей сосновой щепы и махорочного дыма. Перекатывался дробный перестук топоров, за сочным хрустом слышалось тонкое пение пилы. Дерябин чуть не ахнул от изумления. Плотники сколачивали длинные — чуть ли ни через всю ферму — лестницы. Он рысцой, путаясь в загрубевших полах плаща, пробежал вдоль лестниц. Усы его топорщились, он отсчитывал шаги. В конце круто развернулся, выкатил глаза и гаркнул:
— Здорово! Вот такие и надо. Молодцы!
Бросившие работу плотники изумленно переглянулись. Кто-то из них возглас «здорово!» принял за приветствие и сказал:
— Доброго здоровьица, товарищ уполномоченный.
Остальные неуверенно поддержали.
— Милости просим!
— Добро пожаловать!
Только один молодой с русой бородкой улыбнулся, с ловкой небрежностью, коротким броском вонзил свой топор в простенок и валко шагнул.
— Ну что, мужики, перекур с дремотой!..
Все окружили Дерябина. Тот достал портсигар. Раскрыл его, протянул каждому по очереди. Плотники брали папиросы осторожно, долго не могли захватить негнущимися пальцами.
— У, язви их, толстые какие!
— Скорей нацапаешься.
— Это «Пушка», — хвастливо заметил Дерябин.
— Оно и видать.
— Только название одно, а табак, поди, как трава.
Однако никто не отказывался. Только Калюжонок, когда дошла очередь до него, отмахнулся.
— Не-е. Я толку в них не знаю. У меня вот самосад с девятой гряды от бани. До пят жжет.
Закурили. Пуская дым через нос, Дерябин с видом знатока строго заметил:
— Да, лестницы хороши. Такие, как надо. Но перекладины вы тонкие делаете.
Русобородый прыснул. Но сделал вид, что поперхнулся табачным дымом и закашлялся.
А Калюжонок спокойно, будто до этого ничего тут и сказано не было о их работе, но вместе с тем как-то особенно озорно поведя глазами по кругу, сказал:
— Вот работаем помаленьку, товарищ уполномоченный. Ясли-кормушки вяжем вот, — он указал на то, что Дерябин принял за лестницы. Надо отдать должное выдержке плотников. Им стоило огромных усилий, чтоб не расхохотаться, видя, как выкатились дерябинские глаза.
— Гм, гм!.. Ну, вот что… Это вы хорошо… — И властно на высокой ноте: — Кто у вас бригадир?!
Калюжонок выдвинулся вперед.
— Ну, я…
— Ясли-кормушки отставить. И чтоб сегодня же были готовы настоящие длинные лестницы.
Калюжонок неторопливо заплевал окурок.
— Это как председатель распорядится. Нам ферму кончать надо.
— Что-о-о?!
— У нас и лесу подходящего нет, — вставил русобородый.
— А тебя не спрашивают, — обрезал Дерябин.
Лесу действительно не было. Калюжонок, чтобы убедить в этом Дерябина, провел его вокруг фермы. Но отсутствие леса не остановило уполномоченного.
— Я сказал!.. Сделаете… — Григорий Анимподистович прикинул в уме, — три лестницы. Да, три. По десять метров каждую. Да покрепче…
Калюжонку оставалось подчиниться. Послали подводы в лесосеку, и те к двум часам свалили около фермы несколько штук здоровенных сухостойных жердей. Плотники, оставив всякие дела по ферме, принялись сколачивать лестницы.
— Куда? Зачем? — гадали плотники.
— А я знаю, — скалился русобородый, — уполномоченный на небо собрался лезти…
Между тем, действуя авторитетом уполномоченного, Дерябин «комплектовал штаб» по закрытию церкви. В него вошли Петька Барсук, Фадя Уйтик и Цапуля.
У Цапули дрожали поджилки, но он со всем соглашался. А Фадя Уйтик бесшабашно сказал:
— Бога нет, царя не надо — мы на кочке проживем! — Он был навеселе.
Операцию решили провести, не откладывая далеко, завтра же, хотя Цапуля возражал.
— Как же это? Ведь завтра Спасов день. В церкви — служба.
— Служба! — воскликнул Дерябин. — Это даже к лучшему. Наше мероприятие должно носить массовый характер. Придет народ, а службы никакой не будет. Да вы не беспокойтесь, Я все разъясню в лучшем виде. Не первую церковь закрываю. Разве народ пойдет против решений советской власти? Кулаки да подкулачники заговорят, так нам того и надо. Разговор с ними особый и короткий. А попа я сегодня же арестую.