Мария Васильевна скользнула ладонью правой руки по переднику и протянула ее Алеше.
— Ну, так мы, Алеша, останемся без пельменей, а я из больного должен буду превратиться в сиделку, — сказал Геннадий Андреевич.
Алеша не сразу понял, в чем дело. Мария Васильевна, смеясь, дула на побелевшие кончики пальцев. Красный, как рак, Алеша ругал себя: «Вот медведь! Просто дубина!».
А Геннадий Андреевич говорил:
— Ничего, ничего, Машенька. Мы поможем тебе с твоими пельменными делами. А как ты смотришь на это дело, Алеша? Поможем?
Алеша пробыл у Кремлевых целые сутки, которые запомнились ему на всю жизнь.
11
Двухгодичная советско-партийная школа помещалась в четырехэтажном кирпичном здании бывшего духовного училища. Об этом напоминало многое: узкие коридоры с темными углами и нишами, решетки в окнах первого этажа, где прежде была домашняя церковь. Теперь это был спортзал. Но несмотря на то, что из звездного купола давно спускался вместо паникадила толстый спортивный канат и темные отполированные многими ладонями кольца, а вдоль стен, хранивших следы икон, стояли брусья, «кони» и другие физкультурные снаряды, все равно в спортзале постоянно держался застарелый запах воска и ладана. С трех сторон школу окружал сад, и узловатые ветви столетних тополей тянулись до самых окон четвертого этажа, на котором было общежитие. По тополям, вероятно, с равным успехом и злоключениями не одно поколение юнцов под покровом ночи спускалось на землю.
— Единство противоречий, — смеялись по этому поводу «зубры» диамата с выпускного курса.
К занятиям Алеша опоздал. Курсы были уже скомплектованы, определились товарищеские связи по комнатам, и он первое время чувствовал себя одиноко. Дуня на письма его не отвечала. Ученье давалось о трудом. Нет, что там ни говори, его четырех классов начальной школы тут было маловато. И не один раз приходила каверзная мысль: «Сбегу!..» Но разве можно было решиться на это, когда помимо всех документов — удостоверений, справок и направлений — в его деле лежала еще рекомендация члена окружкома, старого большевика Геннадия Андреевича Кремлева.
Перелом пришел неожиданно. Однажды ночью в горчайшую минуту отчаяния, потеряв всякую надежду уснуть, Алеша включил свет и засел за учебники.
— Эй, ты! Профессор! Туши свет! — раздалось из угла.
Алеша поднял от книги взлохмаченную голову. Говорил Жигаров, парень лет двадцати пяти, но щупленький, с лицом подростка. Алеша слышал, как не так давно он постучал в водосточную трубу, и кто-то из их комнаты спускался на нижний этаж, открывал входную дверь.
— Ну, чего уставился? Свет, говорю, туши! — повторил Жигаров.
Алеша опустил голову и продолжал читать. Жигаров быстро сбросил одеяло и сел на кровати.
— Не перевариваю нарушителей международных конвенций, — сказал он глубокомысленно. Встал, медленно пересек комнату и щелкнул выключателем. — Запомни: свет в неурочное время — это прибавочная стоимость к плате за электроэнергию.
Но не успел Жигаров дойти до койки, свет зажегся. У выключателя в одних трусах стоял сосед Алеши по койке, Дорофеев. Высокий, рыжий — по всему его телу блестели золотистые волосики, — он стоял, широко расставив ноги, и улыбался. Жигаров начал ругаться. Проснулись на других койках. Раздались голоса возмущения. Дорофеев поднял руку:
— Тише, ораторы! Словесной не место кляузе!.. — Он подошел к Жигарову, поднял его, как ребенка, уложил в постель и прикрыл одеялом. — Спи, деточка. Тебе надо выспаться. Иначе я не буду открывать тебе двери. — Последние слова его потонули в одобрительном смехе товарищей. Сам Дорофеев не смеялся. — А ну, давай вместе работать, — обратился он к Алеше, устраиваясь рядом с ним за столом, остальным махнул рукой: — А вы спать, други, спать…
Они просидели до утра. И после этого стали друзьями. Да и Жигаров оказался не такой уж задира. Он был силен в политэкономии, и тут уж его только спроси — разведет лекцию на два часа. Другие ребята тоже по-своему интересные и в дружбе надежные — настоящая комсомольская братва. Вскоре Алеша вступил в бригаду «синеблузников» и с удовольствием выступал в концертах-ораториях. Выступали в городском рабочем клубе, ездили в недалеко расположенную от города коммуну.
Изредка по выходным Алеша ходил к Кремлевым. Мария Васильевна радовалась как родному сыну. Старалась угостить повкуснее. Знала, что в школьной столовке не разбежишься. Винегрет, суп из капусты, от случая к случаю заправленный кроликом, и двести граммов черного хлеба.