— Костяньчик, ты болен? На тебе лица нет.
— Тебя переживу, — сухо ответил он.
Елена надулась. Демонстративно сорвала с себя и бросила яркий заграничный джемпер — подарок Константина. Этот джемпер был давнишней мечтой Елены, и если уж она так поступила — значит, дело плохо. Чего доброго, пожалуется своему отцу. Константин начал уговаривать жену. Она разревелась.
— Черт с тобой, — сказал Константин и хлопнул дверью.
Поздно ночью вернулся пьяным. Утром не вышел на работу. Вечером заявился тесть. И с порога начал: как можно так по-мальчишески вести себя. Перед праздником на базу поступают товары, он, Гвоздилин, крутится, как белка в колесе: везде надо поспеть. За кладовщиками тоже глаз да глаз нужен. В суматохе не догляди — хапнут. А помощник пьянствует.
Костя поморщился: «Нажаловалась-таки…» Зная, что тесть не поверит, сказал:
— Понимаешь. С желудком что-то не в порядке.
— Выпей касторки.
В груди Кости кипело, но он сумел сдержаться. Встал. Позвал Елену. И заговорил с ней так, как будто никакой ссоры между ними не было.
— Леночка, приготовь что-нибудь закусить.
После первой же рюмки Гвоздилин стал добрее. А после второй начал хвастать, что снабжение он поставил на должный уровень и что к Первомаю премии обеспечены.
Последние дни перед праздником Костя работал очень старательно. И тревожные мысли как будто отступили, но нет-нет да и саднило в груди, как от занозы.
Наступил май. Премию и верно дали в размере месячной зарплаты.
15
В конце июня, получив очередной отпуск, Константин неожиданно заявил жене:
— Я съезжу в деревню на денек.
— Зачем?
— Метрики надо. В отделе кадров требуют.
Елена стала собирать чемодан.
— Не надо. Я же сказал, что на денек.
На вокзале он долго и внимательно рассматривал расписание поездов. У касс толпились очереди. Двигались медленно. Под сводом вокзала гулко кричал репродуктор:
— Граждане пассажиры! Поезд Челябинск — Рудогорск вышел с последней станции. Принимается на третий путь…
— Один билет до Голубой Елани, — сказал Константин в кассовое окошечко и сам удивился. Он никак не мог представить себе Голубую Елань станцией. Перед глазами невольно возникала лесная поляна, вся голубая от незабудок. Что-то дрогнуло в нем, и, зажав в кулаке крошечный картонный билетик, он стал протискиваться к перронным воротам.
…Весь последний перегон до Голубой Елани простоял у окна. По этой, недавно построенной дороге он ехал впервые. Было странно видеть из вагонного окна с детства знакомые и с трудом узнаваемые места. Все оборачивалось своей какой-то новой неожиданной стороной… Там, где стоял непроходимый лес, где в тени сосновых лап он запомнил хранилки подсочников, теперь малиновым огнем иван-чая пылали широкие вырубки. Черные пни обрастали трепетной молодью. Болотины, по которым он когда-то бродил с ружьем, болотины с кислым запахом гнили и вяжущей язык рыжей водичкой (тогда, казалось, не было ничего вкуснее ее), с зыбкими кочками, на которых заедали его комары, — все эти болотины теперь были сплошными луговинами, и уже то там, то тут виднелись на них ровные ряды скошенной травы и круглые шатры копен. И все это с высокой насыпи и узнавалось и не узнавалось и тем самым еще больше волновало Константина.
— Станция Голубая Елань, — наконец сообщил проводник, проходя по вагону. Странное, ни с чем не сравнимое смятение чувств охватило Гонцова.
— Скажите, с какой стороны станция? — спросил он.
— С правой.
Константин бросился к противоположному окну.
Солнце только что село за лесом. Плавя верхушки сосен, оно разливало вокруг золотисто-розовый свет. В окно задувало. Запах смолки, багульника, грибной плесени, земляники и чего-то еще неясного, волнующего ударил в лицо. Константин вдохнул полной грудью и заспешил к выходу. Мимо мелькали штабеля круглого леса, шпал и полыхающие закатом окна новеньких привокзальных домиков. Не давая отчета, что происходит с ним, но все время радуясь чему-то, Константин вышел из вагона и присоединился к шумной толпе пассажиров.
— Голу-убая-я Е-елань, — прочитал он по складам, не переставая радоваться. — Голубая… — Он оглянулся. Нигде и признака не было тех незабудок, которые делали елань голубой.
Константин не стал искать попутчиков и тотчас же пешком направился в Застойное. Но скоро раскаялся. В лесу быстро темнело. Кроме того, дорога так изменилась за эти годы, что он то и дело вынужден был останавливаться и решать, правильно ли идет. В одном месте следы большого пожара так смутили его, что он долго стоял в раздумье. Среди густой заросли молодых березок, будто монахи, стояли высокие обуглившиеся пни. Казалось, что и теперь еще струился от них едкий дымок. Константин решил обойти это место, но сбился с дороги и вынужден был вернуться. Пожарище окончилось не скоро. Видать, погулял здесь огонь. За пожарищем сначала пошли заросли шиповника, потом кусты крушины, боярки и, наконец, темной стеной встал бор. Константин узнал пятый проммастерский участок Колесникова. В леспроме его называли Капитоны, по имени смолокура Капитона, имевшего когда-то, лет двадцать пять тому назад, в этих местах смолокуренную яму. Капитон жил один. О нем ходили слухи, что он принимает краденое, да и сам не проходит мимо того, что плохо лежит. Достоверно никто ничего не знал, тем не менее огромного рыжего старика с бровями, закрывающими острые хитроватые глазки, все боялись.