— Может, опохмелиться ему дать?
Дуня испугалась.
— Нет, нет. Что ты!
Алеше стало не по себе.
— Ну, я пойду.
— Что же ты сказать хотел?
— Да вижу — некогда тебе.
— А что?
— Клуб думал побелить, — поворачиваясь, сказал Алеша. — До свидания. — Дуня метнулась за ним.
— Постой! — Она подошла к Алеше, доверчиво сказала:
— Я приду. Когда?
— Завтра.
Свет вечернего солнца зарумянил Дунино темное лицо, и глаза блестели, как будто в них стояли слезинки. Она повторила свое обещание:
— Обязательно приду.
Теперь Алеша увидел, что в руках она держала куклу, сделанную из лучинок, с волосами из кудели, одетую в цветные тряпки.
— Это я Манюшке Фроловой, — перехватив Алешин взгляд, смущаясь, сказала Дуня и, уже не пряча рук, решительно пошла в избу.
«Какая она хорошая, добрая!» — с благодарностью подумал Алеша и, чувствуя себя сильным, решительным и тоже хорошим, пошел к Фаде Уйтику.
насвистывал он, шагая по улице.
Фитинья встретила избача визгливым криком:
— Где Фроська? Не знаю. Нынче родителей не спрашивают. Подол в зубы да и айда!
Алеша поспешил уйти.
«У подружек, видать, — решил он, — а с мачехой, не иначе, опять сражение вышло. Ох, и вредная она у нее».
Но хорошее настроение было уже испорчено.
У Степана Грохова сказали, что Стянька дома не живет — ушла в леспром.
Алеша зашел еще кое к кому, но у одних затевалась стирка — щелок уже наварен, у других — сено не сгребено, может намочить, у третьих — баня, а Петькина сестра Манефа заявила:
— Не для этого я в комсомол писалась. Полов-то мыть мне и дома хватит.
Солнце уже закатилось, когда расстроенный вконец Алеша пришел на квартиру.
— Черт с ними, Дуня придет да Офимья. Все равно начнем, — упрямо решил он. — Сам буду, а выбелим.
И опять перед ним проплыли Дунины глаза, и чувство благодарности теплом опахнуло сердце.
Но утром и Дуня не пришла. Шимка одна гремела на весь клуб ведрами.
— Где же, Алексей Федорович, ваши комсомольцы-активисты? — ехидно спросила она, как только Алеша переступил порог. — Не видать что-то!
Алеша молчал.
— А я воды нагрела, — продолжала издеваться Шимка, — на всю деревню! Что же, отставить дело-то теперь?
— Зачем отставлять? — услышал за собой Алеша Фросин голос. Он ушам своим не верил.
— Опоздали? — запыхавшись, спросила Дуня, блестя глазами. Шимка скривила губы и отвернулась.
— Опоздали, гражданочки…
— Да нет же, нет! — Алеша готов был плясать. — А ты, Фрося, откуда узнала?
— Мне Дуня сказала. Здравствуйте, Алексей Федорович!
— Здравствуй, Фрося. Где же ты вчера была? Я заходил к тебе.
Фрося только рукой махнула:
— Командуй давай!
Скоро веселая шлепотня раздавалась по всему клубу, бывшему поповскому дому, не видевшему такой уборки со времени посещения Застойного архиереем.
15
Алеша сделал все возможное, чтоб в клубе было уютно, но в клуб никто не шел.
— Сидел бы уж дома, Алексей Федорович, — говорила Шимка, когда Алеша один засиживался в избе-читальне. Ее лицо было серьезно, а глаза откровенно смеялись.
— Говорила тебе, — кому теперь, в самую горячую пору, по клубам ходить? Сам время проводишь, да и меня от дела отлучил. Люди денежки наживают, а я за пятнадцать целковых ни день ни ночь покоя не имею…
Однажды она сердито заявила:
— Увольняйте меня.
— Куда тебя увольнять?
— Куда, куда? Свет широк. Я себе работу найду.
— А здесь разве не работа? — Алеша в упор посмотрел на Шимку.
— Смеетесь, Алексей Федорович?
— Нет, плачу.
— И поплачешь еще… — что-то зловеще промелькнуло в голосе Шимки. Глаза их встретились. Шимка свои отвела в сторону. — Не больно весело одному-то, — и дерзко засмеялась.
Алеша подумал: «Что это, угроза? Или шутка? Действительно ли только горячая работа мешает молодежи заглянуть в клуб?»
Мысли Алеши снова обратились к тому главному, что не покидало его с тех пор, как он вернулся из Таловки. Как, с чего начать работу по вовлечению крестьян в коллективное хозяйство? Черт его знает — там, на курсах, все было ясно, а здесь!..
И вдруг Алеша вспомнил свой разговор со Степаном Гроховым, его просьбу почитать всю книжечку «о партийном съезде».
«Так ведь с этого и надо начать! Рассказать о решениях Пятнадцатого съезда и не одному Степану, а всем мужикам. Собрать их и потолковать по душам».