Мыслью созвать собрание Алеша поделился с Дуней Сыроваровой.
— Только боюсь — не соберутся, — высказал он опасение. — В Совет по наряду мужики ходить не больно любят.
— А ты не в Совет, — сказала Дуня, — а в избу-читальню. И не по наряду, а афишки выбрось. Вроде как на беседу. Вот увидишь — придут…
Наутро у магазина, у пожарного сарая, у сельсовета и у клуба висели объявления, написанные химическим карандашом на газетном листе:
«Сегодня, в 2 часа дня, в клубе — беседа по вопросу дальнейшей жизни и что решил XV партийный съезд».
Прочитав объявление, Цапуля нашел Алешу и, скребя небритый подбородок, строго спросил:
— Директивные указания есть?
— Какие директивные указания? — удивился Алеша, не отрываясь от бумаг, раскиданных перед ним на столе.
— Как какие? По собранию. Собирать, значит, всю массу граждан, и по партийному вопросу.
Алеша поднял голову и некоторое время смотрел на Цапулю.
— Ну чего уставился? — смутился Цапуля.
— Есть, — твердо сказал Алеша и, пряча в глазах веселые искорки, склонился над бумагами.
— Смотри, — уже не так уверенно произнес Цапуля. — Это тебе не с молодяжником играться. Я не отвечаю, ежели чего…
Алеша продолжал улыбаться.
К назначенному времени народ стал быстро заполнять клубный двор. По завалинкам на солнечной стороне сидели старики. Неторопливо беседовали:
— Парит.
— Дождя напарит.
— Теперь не страшно.
— Для ржицы теперь самый рост. Налив!
— На Илью дождь — на камне рожь, — сказал Важенин Влас, разглаживая рыжую, струйчатую, как конская грива, бороду.
— На все воля божья, — отозвался Афоня Чирочек, играя кистями гарусного пояса и смиренно улыбаясь. Вдруг он с торопливой предупредительностью убрал с дороги свою гнутую, лоснящуюся на сгибе, трость:
— Доброго здоровьица, Василий Афанасьевич…
На крыльцо своей журавлиной походкой поднимался Цапуля.
— Бог не выдаст — свинья не съест, — сказал кто-то, когда председатель сельсовета скрылся за дверью.
Все помолчали, только Важенин Спиридон ни с того ни с сего буркнул в тяжелую, как варежка, бороду:
— Нонче рабочую пролетарь не знаю, как прокормить. В леспроме одном захребетников сколько.
— Говорят, опять хлебушко собирать! — сказал Максим Базанов.
— Слыхать. Будто бумага есть.
— Не об этом ли беседа?
— Поживем — увидим…
— Ох-хо-хо!
Старики вздыхали и чесались. Молодежь смело проходила в клуб. Скоро там стало тесно. Стояли в коридоре, на крыльце. А народ все прибывал. Наконец, кто-то сказал:
— Граждане, тише, начинают!
— Не слышно здесь.
— На ограду давай.
— На ограду.
— Скажите Янову, здесь, мол, народ ждет.
— Правильно.
— Стол сюда выноси.
— На вольный воздух.
На крыльце появился Степан Грохов.
— Сейчас, товарищи-граждане, стол вынесут.
Цапулин Трымко и двое подростков, поднимая стол за ножки высоко над головами, вынесли его на середину двора.
Встав у стола, Алеша растерялся.
«Народу сколько пришло!..». Среди пожилых женщин он увидел свою квартирную хозяйку Ульяну и улыбнулся. Его тронуло то, что, несмотря на жару, хозяйка повязала свой кашемировый платок, который доставала только на пасху и в Николин день.
Алеша уверенно начал читать.
Тишина водворилась такая, что было слышно воркование голубки над карнизом амбара.
…Алеша поднял голову и огляделся кругом. Все смотрели на него… смотрели по-разному.
Вон с какой-то затаенной грустью глядят ласковые глаза Ваниной матери — Орины; тяжело, будто прощупывая насквозь, глядит Максим… приоткрыв рот, диковато уставился Фадя Уйтик, насмешливо косится белесыми глазами Важенин Мирон. Афоня Чирочек как бы совсем не слушает, внимательно следит за кружащимися голубями. Степан, опустив свои тяжелые длинные руки, смотрит в землю… Цапуля… — но, не успев рассмотреть выражение лица председателя, Алеша увидел Дунины черные блестящие глаза. Ясные, они смотрели доверчиво и открыто, полные ожидания.
Алеша побледнел, пошевелил губами и, тряхнув волосами, начал читать снова.
Большие белые облака бежали по небу, закрывая по временам солнце. Тогда по земле, по крышам домов, по дальним холмам, по зеленой кромке леса бежали темные тени, за которыми шли особенно яркие, ослепительные полосы света. И на душе Алеши шла такая же беспокойная смена тени и света.