Все чаще оставался Вадим вечерами дома. Но и дома было ему тяжело. Опротивела неуютная холостяцкая жизнь. С отвращением он подымался на скрипучее расшатанное крыльцо, входил в свою маленькую комнату, из окна которой виден был только серый сруб Костиного дома. Его раздражал плач ребенка. Вызывала отвращение растрепанная, неряшливая Вера, с бесстыдным желанием глядящая на него. Опротивела ему расчетливая предупредительность Анисьи.
…Ночная репетиция, игра в снежки, пение ребят на демонстрации, Алешина речь в клубе — все это разогнало хандру Вадима… Но, едва он очутился на улице, остался наедине с самим собой, гнетущая тоска снова охватила его.
— Товарищ Шарапов! — окликнул его кто-то.
Вадим вздрогнул и оглянулся. Его догонял Василий Гонцов, растягивая в улыбке тонкие губы.
— Оттуда? С праздничка? — заговорил он. — И я бы туда же, да ведь старик. Я бы и в партию поступил. Вы ведь знаете, хозяйственник я. Сам себе агроном. Коммуну организовать хочу…
Вадим слушал вполуха.
— Вы вот человек научный, — продолжал Гонцов. — Потому я и к вам. К примеру, советская власть… что ж, хорошая власть. А что неурожай у меня, это тоже верно. Не веришь — простой литовкой выкосил. Опять же контрольная цифра — двести пятьдесят пудов. Где я их возьму?
— Что же вы от меня хотите? — перебил Вадим. — Я ведь снять с вас контрольной цифры не могу.
Василий замялся.
— Я? Да вот к тому, чтоб если, к примеру, колхоз организовать… Единоличника в хвост и в гриву! Колхоз будет, и вы обеспечены будете. А то на шести-то килах — смерть…
Вадим покраснел.
— Некогда мне… У меня свои жизненные вопросы. А потом об этом надо с народом говорить, вон там, — Вадим указал на клуб.
— Конешно, конешно, — зачастил Василий. — Действительно. У вас свое дело, к примеру, ребят учить… А тут, так сказать, с хлебом затруднения. Конешно. Вам своего дела хватит. С народом — это да. Но только… — он умильно заглянул Шарапову в глаза. — Умный человек — всему голова…
Вадим поморщился.
— Вам сейчас некогда? Вижу. А то, к примеру, зашли бы ко мне после, вечерком? Сын у меня в гостях, Константин. Инструктор в леспроме, из города вернулся, из командировки… Опять же купить хлеба искали… Ну, мне сюда. До свиданьица.
Гонцов свернул в переулок. «Хлипкий парень!» — думал он, уже соображая, как будет у него под рукой свой передовой человек.
Гонцов теперь все чаще приходил к мысли, что «силой ничего не взять». Надо сделать так, чтоб сами колхозы (в неизбежности их возникновения Василий был убежден!) обратились против всего нового. Надо сеять раздор, ненависть, разжигать жадность. «Сделать это легко — каждому свое жалко. Даже и в комиссии вон как схватились! А учитель?.. Да мало ли что можно придумать? А там, глядишь, и пронесет тучу мороком».
Войдя на широкий двор, Гонцов проверил замки амбаров, завозни, заглянул в конюшню и, осторожно ступая, поднялся в крытые сени. У дверей задержался, прислушался. В избе взвизгнула Катерина и раскатился смех Кости.
Василий беззлобно выругался:
— Охавельники!..
Костя, замаслив тонкие губы, ел шаньги, оставляя большие подковообразные надкусы. Гладкие щеки его вздувались буграми, уши двигались, как у кота.
— Здорово, сынок! Ха! Не ждешь? «Обедня» еще не отошла… Не празднуешь им? — крестясь, Василий сел за стол. — Как это там у вас, Костя, учили? А? Насчет действия? Еще ты мне рассказывал, всякое, мол, средствие супротив себя имеет…
— Всякий яд имеет противоядие, так что ли?
— Во-во! На ум пришло мне. В самую точку сказано! Стало быть, всякая сила против себя силу имеет и этой силе покоряется. Крепкая водка, к примеру, луковке покоряется.
— О чем это ты, отец? — не понял Костя.
— О чем? А вот говорил я тут с учителишком нашим. Шарапов по фамилии. Не знаешь?
— Нет.
— Новенький… Человек научный, а вижу — к себе тянет. Вот, к примеру, люди о коммуне толкуют. Это — сила. А Шарапов говорит — «у меня свои интересы». Это тоже сила. Котора котору! Раскусил?
Костя скривил губы и потянулся.
— Ну, это еще понятие растяжимое…
— Ха! — усмехнулся Василий. — Растяжимое, конешно. Да ведь и я, брат, все обдумал. Исподволь да впору и стекло гнется.
Он перестал есть. Забота омрачила его узкие глазки. Если раньше он слепо ненавидел всех, кто посягал на его собственность, то сейчас он готовился к борьбе, обдумывал план действий.
— Только ты меня, отец, пожалуйста, не путай. Я готовлюсь в вуз — высшее учебное заведение, — сказал Костя. — За этим и в город ездил. Учиться надо.