— Это дело ладное придумано.
Теперь Василия будто никто не замечал. То, что давно ждало толчка, прорвалось, стало движением, которое, даже если бы он, Гонцов, или кто другой захотел этого, остановить было невозможно. И Василий отступил, сжался. На лице его еще блуждала улыбка, но все явственнее проступала тревога перед тем неизвестным и страшным, чему сам он сегодня положил начало.
Василий без прежней развязности, но громко, чтоб все слышали, сказал:
— Выйдет дело!.. Ни по лету, ни по зиме, а самое по себе…
…Алеша Янов еще лежал в постели, когда к нему прибежал Миша Фролов и, задыхаясь, закричал:
— Ты знаешь?.. Дела-то, Алеша, как поворачиваются! Коллективизация полными темпами. Все идут. А Гонцов — первый. Вот как мы его проняли!..
Алеша скинул ноги с кровати. Волосы, как дым, заклубились над его головой.
— Как коллективизация?
— А так… Вчера вечером сошлись в сельсовет, толкуют про жизнь… Ну вот Гонцов и говорит: правду, говорит, большевики говорят. Организоваться надо. Ну и пошло… А раз с места сдвинулось, теперь только подталкивай.
Алеша быстро оделся.
— Пойдем к Сыроваровой.
Уже на улице спросил:
— Кто первый заговорил о колхозе?
— Все говорят, — уклончиво ответил Миша. — Мы первые…
— То есть кто мы?
— Ты, я… Ну — комсомол… Уполномоченные…
— Комсомол. «Все начали»! — передразнил Алеша. — Мы начали, Гонцов начал… Выходит, Гонцов и мы — одно и то же.
— Ну и что?
— А давно ли ты Сыроваровой говорил, что церемонится она с ним?
— Так ведь там он хлеб не хотел сдавать! А здесь сам идет и отдает все…
— А если нам его не надо?
— Кого? Колхоз-то?
— Гонцова…
Алеша махнул рукой.
О том, что Василий Гонцов вступает в колхоз, Сыроварова уже узнала от Антипы. Известие это она приняла с какой-то смутной тревогой. Ее радовало, что события идут навстречу давним мечтам их, комсомольцев, но тревожила мысль: «Как же это мы остались где-то сбоку, оторванные от руководства?».
Алеша прошел вперед и сел на лавку. Фролов опустился у порожка на нижний голбец, вытянул ноги в расписных казанских валенках, подшитых кожей.
— Знаешь? — спросил Алеша.
— Знаю.
— Ну и что же теперь?
— Как что? Работать надо. — Алеша взял с подоконника обожженную спичку и начал чертить на лавке какой-то узор.
— Вот и Фролов тоже говорит…
— И правильно говорит, — сказал с полатей сапожник Никита. — Всем в артель эту самую идти надо. Трудно одному человеку жить, ох, трудно.
— Как же работать, когда мы в хвосте оказались, Никита Иванович? — Алеша смотрел снизу вверх на Никиту и ждал ответа.
— А вы с головы встаньте! Вы молодые, ноги-то резвые.
— Мы Гонцова-то, дядя Никита, вытурим, — с голбца отозвался Миша Фролов. — Раскулачим его.
Алеша сорвал с головы шапку, погладил волосы, словно это могло привести в порядок его мысли, и снова надвинул ее на глаза.
— Все это так… Но вы поймите. Не можем мы раскулачить его сейчас, не можем вытурить. Ведь для массы он — инициатор колхоза. Все это могут понять так, будто мы идем против колхоза…
— А вы и не троньте его. Гвоздь из сапога выдергивают, когда ноге беспокойство, — сказал Никита. — А что он, этот самый, как ты сказал, зачинатор, так и… никто он вовсе! Не за ним народ пойдет, а за хорошей жизнью да за теми, кто эту жизнь строить будет. Вожака народ сам себе выберет.
Алеша видел, что Дуня одобряет мысли отца. Ее глаза были полны нежности и теплой признательности.
«И чего я, в самом деле, в панику ударился?» — упрекнул себя Алеша и уже деловито спросил:
— Много записалось?
— В воскресенье писаться будут, — сердито буркнул Миша.
— Запишешься? — повернулся Алеша к Сыроваровой.
— Да. Алеша вздохнул.
— Ну, ладно, вечером надо собрать комсомольское собрание. Поговорим, — сказал он. — Ты устроишь это?
— Хорошо.
— Потом соберем бедняцкий актив. Я с Цапулей договорюсь об этом. А ты, Миша, скажи Антипе, чтоб он кое с кем поговорил из бедняков. Ну, и с Гроховым можно, с Максимом…
Вечером комсомольцев собрать не удалось. Пришли только Колька Базанов и Грохова Стянька. Фрося лежала больная. Петька был «выпивши», а Миша не пришел без всякой причины, чего с ним никогда не случалось.
Отпустив Кольку и Стяньку, Дуня тоже хотела было пойти домой.
— Подожди, — остановил ее Алеша.
— Чего ждать? — не оборачиваясь, спросила Дуня. Однако задержалась у двери.
Алеше хотелось встать, обнять ее за плечи и заглянуть в глаза, но вместо этого он спросил: