Лично избачу Застоинской избы-читальни тов. Янову.
В связи с тем, что имеется решение районного комитета ВКП(б) о посылке вас в двухгодичную совпартшколу, предлагаем с получением сего немедленно явиться в распоряжение РК ВКП(б). На место избача в село Застойное назначается тов. Клягин Георгий Семенович.
Алеша скомкал бумажку и бросил на стол.
— Товарищ Янов, это документ! — произнес Цапуля. Он подсунул какую-то тетрадь:
— Распишитесь, что сообщено вам своевременно.
Алеша не глядя расписался и молча вышел из сельсовета. Вечером он выехал в Таловку. Уселся в сани, завернулся в тулуп, но тут же распахнул его, достал папиросы и, закуривая, сломал несколько спичек.
— Ну, до свидания, — сказал он Дуне Сыроваровой, которая пришла проводить его.
Ему очень хотелось нежно назвать по имени, хотелось поцеловать в розовые припухшие губы, в черные печальные глаза, но он только крепко пожал ее руку и махнул подводчику:
— Трогай!
…Вот и потянулась опять бесконечная путь-дороженька. И как тогда, летом, задумался Алеша Янов. Мысли были невеселые, но прямые и мужественные, с боем добытые мысли.
15
А в Застойном дела шли своим чередом.
Председателем артели оказался избран Леонид Кокосов. Откуда могли знать застоинцы, что он — сын знаменитого таловского пряничника. Ленька в тысяча девятьсот восемнадцатом бежал из дома добровольцем в колчаковскую банду. Облачившись в хромовые брюки-галифе, «верой и правдой» служил он белогвардейцам и, чем больше терял человеческий облик, тем сильнее ненавидел советский строй. Когда интервентов и белогвардейцев разгромили, а Колчака расстреляли, Ленька возвратился в Таловку — к матери-вдове. Явился он оборванный, небритый… И начал жить в советской стране полноправный гражданин Леонид Нестерович Кокосов. Вскоре они перебрались в Застойное, мать стала просвирней. Вот за что его, смуглого и пухлого, прозвали в Застойном «цыганской просвирочкой»…
Василия Гонцова избрали хозяйственником артели.
Новое правление немедленно приступило к «делу».
Уже стаскивали в общую кучу сельскохозяйственный инвентарь, сгоняли скот. Вечерами ловили кур и клохчущими кузовочками бросали в просторный хлев Василия Гонцова.
На третий день выдавали беднякам хлеб, по восемнадцать килограммов на едока.
— Мне на двух, у меня ребенок! — кричала молодая остроносая женщина в позеленевшем от времени полушубке, трещавшем по всем швам на ее дородном теле.
— Да ведь он у тебя умер?
— Он у меня умер на днях, а дают за этот месяц, — брызгала слюной баба, — мне чего? Я по закону требую. Я, может, назаймовала, тогда мне как?
— Да он у тебя и хлеб-то не ел! — изумился неслыханной дерзости Антипа.
— Ну так что ж, не ел? — полушубок затрещал и лопнул под мышкой. — Закон! Я по закону. Колхоз — все равны. На едоков дается. Это што, значит, бедноту исплатировать?
— Да в тебе, бедноте, пять пудов весу, — попытался отшутиться Антипа.
— А-а… Тебе завидно! В тебе, может, скрозь идет! Избегался!
— А почему ржаную дают? — брезгливо растерев на ладони муку, спросила Шимка. — Раз в коммуне — жизнь хорошая… Будя, наелись ржаной!
Василий, весь в муке, будто только что с мельницы, выступил вперед. В руках его звенели ключи.
— Это правильно. Полное равенство. Я свое отдал. Да ведь сами знаете, как Янов поступил. Заготовки! Я же, к примеру, ее своей стороны все. Как говорил Минин-Пожарский. Ха!
Он поперхнулся и строго посмотрел на женщину в полушубке.
— Тебе, гражданочка, навешаю на двоих. Кокосов, может, ничего не скажет.
После раздачи хлеба он остановил Антипу и внушительно произнес:
— Вот что, Антипа, ты среди колхозников бучу не разводи… Но это так, к примеру. А ты вот что. Ты около коней — дока. Мы, значит, конюхом тебя назначаем. Вроде как председателем животного колхозу. Необходимо сено от хозяев все свозить к Степану на гумно. Понял? Клочка не должно оставаться в единоличном пользовании!..
На другой день со всех дворов потянулись возы с сеном. Сено метали в один огромный стог на гумне Степана Грохова.
Вечером к Шарапову прибежал Кокосов, бросил на стол папку.
— Вот, Вадим Михайлович, постарайтесь для колхоза. Вывеску. — Он раскрыл папку и вывел на ней пальцем некий замысловатый узор. — Знаете, в сельском духе. Посредине — «Дружба». Хорошее название?