4
Новый избач шутить не любил, всегда чем-то был занят. Когда он хотел что-нибудь доказать, то начинал рыться в портфеле и говорил: «А товарищ Карл Маркс по этому поводу в своих трудах писал так…».
При нем совершенно прекратилась клубная кружковая работа.
— Теперь не до плясок, — сказал он как-то на замечание Фроси, — поважнее дела есть.
То же самое он сказал секретарю комсомольской ячейки Дуне Сыроваровой, вызвав ее в сельсовет.
— Что же теперь делать? — робко спросила Дуня.
— На это есть прямые директивные указания товарища Храмцова. — Клягин солидно похлопал по своему портфелю. — Сплошная коллективизация. А ты, кажется, сама не в колхозе?
— Нет.
— Как же так? — Видя, что Сыроварова собирается что-то сказать, Клягин сделал знак рукой. — Знаю. Все знаю. Сегодня занесем тебя в список. Тут больше виноват мой предшественник. Еще товарищ Ленин говорил…
Дуня стояла подавленная. Ей хотелось рассказать новому избачу все по порядку: о себе, об Алеше, о том, что Алеша чудесный парень и хороший товарищ, о Кольке Базанове, о Василии Гонцове, но мысли разбегались… Она посмотрела на толстый портфель, который, наверное, был набит самыми умными книгами, на строгие глаза, на жесткую щетку усов Клягина и поняла, что этот человек никогда не поймет ее и не поверит ей.
— Кроме всего прочего, — сказал на прощание Клягин, — я уполномочен райкомом по коллективному движению, и всякие комсомольские дела по данному вопросу предлагаю увязывать со мной. Все!
На другой день Клягин взялся за выполнение «директивных указаний». Всех, кто не состоял в колхозе, начали по одному вызывать в сельсовет.
Глядя в упор, Клягин каждому задавал один и тот же вопрос:
— Ты — за советскую власть?
— За советскую власть.
— Тогда пиши, — коротко бросал Клягин Семену.
— Куда пиши? — удивлялся вызванный.
— В колхоз.
— В колхоз? Нет, я в колхоз не пойду.
— Значит, ты — против советской власти?
— Зачем — против? Мы не против. Разве можно быть против такой власти, которая наш интерес блюдет? А в колхоз…
— А в колхоз не пойду, — с иронией заканчивал Клягин. — Вот и выходит: на словах ты и то и се, а на деле против советской власти!
— Как же так! — удивлялся вызванный и начинал, как бы про себя, рассуждать: — Советская власть нам землю дала? Дала. Налоги я плачу? Плачу. Исправно.
— Дала советская власть землю, да она же и возьмет. И голоса лишит, — перебивал Егор.
Мужик скреб в затылке.
— Подумать надо.
— Подумай, — многозначительно соглашался Егор. — Вечером еще вызову. На размышление три часа. Кто следующий?
После таких разговоров уже к вечеру было записано около пятнадцати хозяйств, в том числе Важенины Спиридоны.
— Ну, эти наробят! — с тайным намеком сказал из-под порога щуплый рыжеватый мужик в прорванном ватнике, провожая Важениных недобрыми глазами. — Жил я у них в сроку, да опять на них робить? Нет! Спасибо, не на чем!
Вызванный раз, и два, и три, он в конце концов переселился в Совет, обжился здесь и был в курсе всех событий.
— Ну — дока! Всех склоняет, — рассказывал он мужикам о Клягине. — Так и режет. А вот Максима склонить не может.
— Склонит. Голосу лишит да твердый план даст, вот и зайдет.
— Зайдет, — согласился рыжеватый и, подавшись вперед, зашептал: — Слыхали? Побывальщинка такая. Гонит мужик на жеребце, только снег пышкает. А впереди старуха идет, в чем душа. Мужик запрягом-то старуху по загривку… Та — в снег. «Ах ты, аспид! Чего же ты на кричал, черна немочь?». А мужик шепотом: «Голосу лишен. Как же я супротив закона пойду?» — закончил свой рассказ рыжеватый.
Твердый голос оборвал:
— Кулак — он на все способный. Его намертво лишить надо!
— Это верно, — согласился мужик в ватнике. — Возьми Гонцова. Он закона не нарушит, а оглоблей в рот заедет…
— Этот знает, как ступить.
— А что? Жить уметь надо…
— Ты за советскую власть? — задал вопрос Клягин, глядя в волосатое лицо Максима Базанова.
Максим выдержал его взгляд и в свою очередь спросил:
— А ты, товарищ, не знаю твоей фамилии, за делом меня сюда позвал или так — попужать? Так я не из пужливых.
Клягин не сразу нашел, что сказать.
— По делу…
— По делу… — у Максима мелко задрожали пальцы рук, — по делу? А коли по делу, так ты спроси, сколь шомполов всыпали мне за советскую власть?
Он вытянул из штанов рубаху и, заголившись, повернулся спиной к Егору.