Многие называли то, чего у них и быть не могло. Нина рылась в списках:
— Ну вот… В списках нет, на колхозном дворе нет, у тебя нет. На чем же ты работал?
— Да уж работал. Пусть другие столько поробят! А что в списках нет, это мне не резон. Своими руками все снес.
Подходя к дому Степана Грохова, Батов услышал гулкие металлические удары, летевшие с огорода, и свернул туда.
— Это что? — спросил он, переступая порог кузницы.
Степан виновато уронил руки, и из утиного клюва клещей упал на землю зуб бороны. Из серой окалины, насыпавшейся вокруг наковальни, вспорхнули искры. Антипа, исполнявший роль молотобойца, отступил, убрал с дороги тяжелый полупудовый молот.
— Товарищ Грохов, что вы тут делаете?
— Куем, — односложно ответил Степан, поднял с пола недокованный зуб и с нарочитой медлительностью бросил его в горн. Антипа стал качать мех. Над углями вспыхнуло синее пламя, и золотые пчелы, жужжа, полетели под потолок.
Батов огляделся.
— Слушай, товарищ Грохов. Почему ты молчал, что ты кузнец? Тут по щепкам собираешь, ходишь, переписываешь рухлядь, а ты… что-то кому-то куешь, а правление об этом не знает.
— Вовсе я не кузнец! — с досадой сказал Степан. — Я, может, такой кузнец, как ты архирей! Вот что.
Батов помолчал и вдруг свирепо закричал:
— Ты мне тут с архиреями не подъезжай! Черт возьми! Ты же все-таки ведь куешь?!
Степан, наливаясь кровью, шагнул к нему:
— Сеять надо? Надо. Пахать надо? Надо. Боронить надо? Тоже надо. Если не так — всех нас к едрене-матери под гору да в Кочердыш. Когда надо, чертом станешь! У меня вон баба рожала, так я бабкой был. Не веришь? Потому — плоть моя родилась. Так же вот и земля. Она ведь тоже… Бывает, из-за земли сына не жалеют!
— Вот она, мелкособственническая бацилла, — не выдержав, рассмеялся Батов.
— А ты не кричи с наскока, — с лица Степана медленно сползла краска. — У меня, может, в нутре, вроде как в горне, горит. Окалина сыплется. — Он с укором посмотрел на Мишу Фролова. — Вот ты мне как-то сказанул: всех вас в Мурман лед долбить. Спасибо на добром слове!.. По-твоему — дружба вместе, а табачок врозь? Вот я и делаю. Тут, как я ни сделаю, а в своей работе — хозяин. Хорошая работа всегда отблагодарит. А вы вот план-то составили, а дело, где оно? Бумажечкой да карандашом бороны не сделаешь.
— Ну ладно, об этом еще потолкуем, — миролюбиво сказал Батов. — Зуб-то у тебя сгорит…
Он только сейчас заметил у стены стопку отбитых лемехов, поленницу валиков и брусьев для борон, испещренных дырками с рыжими обожженными краями.
— Тут пять борон будет, — с гордостью объявил Антипа. — Это простых, да три бороны паровых. Там, за кузницей, собраны…
Он через плечо Батова ласково заглянул в глаза Нины. Та в ответ улыбнулась.
Степан, на ощупь прилаживаясь щипцами, выхватил из горна бороний зуб и уверенным движением положил его на наковальню. Он бил молотом расчетливо и метко, и под его ударами кусок железа, как восковой, становился длинней и заострялся.
— Этот будет в колхозе, — шагая улицей, говорил Батов. — Он в свое гнездо крепко встал. А ты, Миша, не прав, если так говорил.
Миша повел плечами.
— Я о Гонцове. О Важенятах.
— Ну, Важениных помнить надо, а вспоминать часто незачем! — Андрей улыбнулся. — А Гонцов — тип так себе: ни рыба ни мясо… Вот, Нина, с такими надо будет работу вести. Воспитывать надо людей.
2
На повестке дня стоял один вопрос: сев.
— Товарищи колхозники! — начал Батов. — Сегодня мы собрались с вами, безусловно, для того, чтобы договориться до конца. Меня послала наша Коммунистическая партия, и я приехал к вам не в бирюльки играть и не для того, как тут когда-то выразились, хлеб даром есть, а делать большое и важное дело. Жить, как вы жили раньше, сеять, как раньше сеяли, каждый сам по себе, вы могли бы и без меня, без помощи партии. Но жизнь эту вам расписывать не приходится.
— Довольно, сыты такою жизнью.
— Правильно. Сыты. И вы избрали себе другую, артельную жизнь. Что такое артель? Это значит: один за всех, и все за одного. А у нас что получается? У многих еще сильна привычка: мне побольше, с меня поменьше. С этим далеко не уедешь. Не выйдет с этим дело, товарищи! Смотрите, до чего колхоз довели с такими делами. Стыд смотреть! Колхоз — это опора советского государства, а у нас что? Богадельня у нас, дорогие товарищи, а не колхоз.
В задних рядах прыснул смех.
— Смешно? — сдвинул брови Батов. — Нет, не смешно. И ты, кто там смеется, выйди на улицу, посмейся! Мы, большевики, народ прямой, говорим прямо, начистоту. За то нас и не любит кое-кто… Я говорю, богадельня наш колхоз. Вот мы Еланский участок думали взять, а пришла весна — на свои поля ехать не на чем. Почему? А потому, что привычка у вас такая есть: свое жалко, а общее не жалко… Его и украсть стыда нет.