– Избранник! – и потянулся к нему…
– Хорошо, – согласилась Садраксиюшти. Я помогу.
Он лежал перед ней, крошечный, почти уже ускользнувший из мира боли и слез. Над ним возвышался безмолвный брат.
– Я выполню любую твою просьбу, Избранник, – сказала она.
Руф думал, что на пороге смерти ничто уже удивить не может, но оказалось, что он ошибался.
Садраксиюшти – богиня войны – могла поразить даже уходящего на поля Забвения.
– Выбирай, – предложила она, раскидывая в его сознании самые невероятные картины. – Желаешь отправиться с нами? Бессмертия? Власти? Говори. За тебя просил Шигауханам.
Он с трудом перевел взгляд в сторону неподвижного Шанаданхи.
Пантафолт шевельнулся. Положил покрытый красными и бурыми пятнами меч на плечо брата, словно успокаивал, защищал, охранял…
Кайнен крепче прижал к себе Уну и счастливо улыбнулся.
– Зачем? – удивилась Садраксиюшти. – Впрочем, ты волен выбирать. Я выполню то, что обещала. И перед тем, как исчезнуть:
– Все-таки ты остался человеком. Удачи тебе, ЧЕЛОВЕК!
ЭПИЛОГ
Неуютное, налитое желчью небо боязливо, жалось к земле, пряча грязное и изможденное лицо между опаленными холмами.
Тусклый диск светила – синюшный, одутловатый покойник – бессильно привалился к горизонту, и блекло-синий свет отравлял окружающее пространство, окрашивая его в мертвенные тона. В этом жутковатом освещении все казалось выцветшим, смазанным, как бы полустертым, будто равнодушное божество за ненадобностью стало убирать детали с картины мироздания.
Низкие деревья судорожно цеплялись перекрученными корнями за истощенную, серую землю. Их угольно-черные, словно обгоревшие, ветви когтями колючек впивались в плотный, густой воздух, стараясь хотя бы в нем найти опору, и из этих рваных ран гноем сочился грязный дождь.
Воздух был насыщен влагой и пылью, и дышать им становилось с каждым днем все труднее.
Все живое, способное еще заботиться о собственном выживании, имеющее силы бежать, брести или ползти, стремилось убраться прочь от этих мест в тщетной надежде избежать неминуемой гибели.
Но бежать было некуда: мир представлял собою хаотичное нагромождение руин, обломков и трупов. В последние минуты бытия каждый был сам за себя и каждый был злейшим врагом остальных – врагом тем более безжалостным, чем более жестокой и безнадежной становилась действительность.
Мальчик, спотыкаясь, брел среди бурых камней.
Его легкие были забиты воздухом, и проталкивать эту чудовищную смесь наружу с каждым выдохом становилось все больнее. Он хрипел и клекотал, как рассерженный хищник. Ноги Мальчика были разбиты в кровь, на локте – ссадина, но он уже не чувствовал боли: насмотревшись на чужую смерть, к этим мелочам он приучился относиться с безразличием.
Мальчик мало что помнил из своего прошлого – да и помнить было нечего…
Прежде, за много-много сотен лет до рождения Мальчика, с таких, как он, скульпторы ваяли статуи, художники писали портреты, а мир смотрел и восхищался тем, что способен породить такое чудо. Нынче же им – в ошалелом одиночестве бредущим между пустоглазым небом и изнасилованной бесплодной землей – восхищались лишь хищники и поглотители трупов.
Он был для них огромным куском вожделенного мяса…
Он широко шагал по равнине и бормотал себе под нос странные слова, смысл и значение которых оставались от него скрытыми. Возможно, ему нравилось, как легко они складывались в нечто целое, отличающееся от каждого отдельного слова точно так же, как живое существо отличается от бесформенной груды плоти, растерзанной хищниками.
А может, он даже и не знал, что что-то говорит…
– В том краю, – твердил он, с каждым шагом преодолевая крохотную частичку не только пространства, но и времени – не только времени, но и судьбы, носящей второе имя, Неизбежность, – где старик без меча оживляет цветы…
На другом краю времени, пространства и судьбы, по другую сторону неизвестности терпеливо ожидал человека последний из великого племени аухканов – пантафолт по имени Шанаданха.
Он не знал, суждено ли ему дождаться.
Он не знал, суждено ли ему докричаться до беспамятной человеческой души и сможет ли душа после докричаться до человека.
Он только знал, что ждать в любом случае придется очень долго. .
Но ведь он сразу согласился.
г. Киев
2001 год
ГЛОССАРИЙ
Аддонай – один из богов Рамора, великий воин и покровитель искусств, особенно музыки, сын Ла-фемоса и Лоэмаль. Был предательски убит своим братом Суфадонексой во время Первой войны богов и чудовищ.
Ажданиока – раморский бог огня, сын Лафе-моса и Лоэмаль. Обычно изображался в виде прекрасного юноши с огненными кудрями и в плаще из пламени. Священным животным Ажданиоки считается тисго.
Алкеталы – аухканы-разведчики. Панцирь ал-кеталов был идеальным приспособлением для мимикрии, давая возможность сливаться с окружающим пространством.
Аоло – раморская богиня чувств, покровительница влюбленных.
Аттоски – племя полу зверей-полулюдей.
Астракорсы – «стрелки», род масаари-нинцае, отличающийся тем, что на конце хвоста у этих аух-канов был колючий шар, состоявший из длинных и острых игл, которые астракорсы метали в противника. Если же воин не хотел расходовать свои иглы, то они могли сложить их наподобие веера и этим пучком хлестать врага. Верхние конечности астракорсов были клешнеподобными.