– Пока справедливость не будет восстановлена, я забуду о христианском милосердии. Весь Аулент содрогнётся, услышав о моей мести. И пусть я потом стану гонима всеми, как и Лэс, я никому не дам забыть о том, что пережили мы за эти сутки!
Глаза Нейман оставались сухими, но она была твёрдо намерена лить впредь не слёзы, а кровь. Кровь своих врагов.
Плачущая Изабелла закрыла глаза матери и, сняв с себя покрывало, накрыла им покойницу, а через минуту на неё упал первый луч солнца, до восхода которого она не дожила.
Утро застало дворец Эриндо в слезах и двойном трауре. Печальные известия быстро облетели все уголки поместья и сейчас сюда съезжались рабы даже из самых отдалённых садов, полей и пастбищ, чтобы почтить память всеми любимых графини Ронды и её дочери Ноэми. Никто не остался равнодушным, но многие начали поговаривать о том, что Аулент не станет спешить восстановить справедливость и кое-кто рад будет воспользоваться случаем разрушить мирную жизнь поместья Эриндо. Леонард был ещё ребёнком, Мария по натуре уродилась слишком мягкой и не умела настаивать на своём. Изабелла же, убитая горем, не хотела ничего знать и совсем упала духом. Вся надежда оставалась на Нейман, но и эта сейчас оградилась от всего мира и ушла в себя, не желая никого ни видеть, ни слышать. И всё же, рабы ждали и верили, что скоро она возьмём всё под свой контроль, и жизнь наладится. Нужно только дать ей время опомниться, ведь Нейман не из тех, кого можно легко сломить.
Нейман в одиночестве сидела у двух гробов, когда к ней подошла Изабелла и присела рядом. От прежней Изабеллы за последние часы осталась только бледная измождённая тень. Её глаза были красными от слёз, а руки слегка дрожали, как от холода. Она поглядела на сестру и заметила, что та по-прежнему красива, только слишком мрачна и подавлена. В эту минуту Изабелле впервые показалось, что перед ней какой-то чужой человек, совершенно ей не знакомый. Да и знал ли кто-нибудь Нейман по-настоящему?
«Загадкой была, загадкой и останется», – подумала Изабелла, глядя на сестру и поражаясь её силе самообладания и её неземной красоте, какой-то слишком уж необычной для простых людей.
Графиню Ронду и Ноэми решили похоронить сразу, так как, несмотря на то, что они были христианками, священники отказались отслужить панихиду и все церковные обряды.
– Ты уже прочла молитвы? – спросила Изабелла.
– Да, – ответила Нейман, закрывая молитвенник.
Уже готовы могилы, но ни Изабелла, ни Нейман не могли сказать ни слова. Они молча сидели рядом, и ни одна не в силах была произнести: «Пора хоронить». Они так сильно оказались шокированы этими смертями, что не могли прийти в себя и принять реальность такой, какой она теперь стала. Ведь ещё вчера и их сестра, и их мать были живы и здоровы, а теперь обе лежат бездыханные. Смерть так внезапно посетила эту мирную и благополучную семью, что в это никто не смог бы поверить, если бы не два гроба.
– Уже пора? – Леонард подошёл к сёстрам.
– Да, Леонард, – ответила Изабелла, вставая.
– А как же Мария? – мальчик посмотрел в сторону дворца. – Она всё ещё спит.
– Пусть спит, – сказала Нейман, – и чем дольше, тем лучше. Мария имеет слабое здоровье, а от мамы унаследовала и больное сердце. Сейчас для неё сон – это лучший способ пережить всё это.
Нейман встала и опустила на лицо переднюю половину вуали, отдав молитвенник Нэринэ.
– Сколько Мария ещё проспит? – спросила Изабелла, которая не в силах была перенести похороны и старалась их оттянуть. – Быть может, подождём, пока она проснётся?
– Нет, Изабелла, – мягко возразила Нейман, давая знак рабам начать погребение. – Сон Марии похож на летаргический, и я не знаю, когда она проснётся. Это может произойти через час, а может через год. Пусть она спит.
Леонард, Изабелла и Нейман последовали за слугами, несущими гробы. Графиню Ронду и Ноэми похоронили в саду, выбрав место, где цвели самые красивые розы. После этого рабы вернулись к своим делам, а Эриндо – во дворец.
Через час плачущие на террасе Леонард и Изабелла увидели Нейман, вышедшую из дворца с угрюмым и решительным видом. Она была одета на восточный манер Земли: в шароварах и коротком платье, перетянутом на талии широким белым поясом. Её волосы были заплетены в тугие косы, перевитые чёрным траурным жемчугом, а на голове небрежно крепилась тюбетейка без вышивки и какой-либо отделки. Нейман вооружилась до зубов стилетом и кинжалами, спрятанными в широких складках шаровар и платья. На плечи Нейман накинула плащ, скрывавший оружие. Вся её одежда была чёрной, за исключением пояса и лёгкой обуви. Вуали или украшений она тоже не надела.