– Но это невозможно, – возразил Том.
– Я тоже так думаю, – отозвался Рэм.
– Вы слышали, что говорил император? – неожиданно повысил голос Том, с оттенком возмущения.
– Да, – ответил Рэм, – ему безразлична семейная трагедия графини Эриндо, но он настоятельно добивается розыска убийцы Хауца, хотя ещё не доказано, что во всём виновата только та девочка.
– Хотел бы я знать, в какую игру нас втянули, – произнёс Артур. – За всем этим стоит нечто большее, чем нам сказали.
– Но факт то, что Одинокого Убийцу мы не можем обезвредить за оставшиеся часы. Мы не проводили расследования и ничего о нём не знаем, – сказал Том.
– А раз это мы сделать не можем, – продолжал Артур, – то должны арестовать другого человека.
– Эсфирь? – скорее, как утверждение, произнёс Рэм.
– Да, её.
– Император приказал: найти и уничтожить, – напомнил Том. – Неужели он считает, что мы способны убить человека ни за что? Я лично не хочу смерти Эсфири и не стану даже искать её.
– Но нам придётся её найти, Том, – Артур удручённо развёл руками. – Мы не станем её убивать, но арестуем, найдём ей расторопного защитника-адвоката и сделаем всё возможное, чтобы уберечь от смерти и оправдать в глазах закона. Мы – люди из ЦМБ, и к нашим словам должны прислушаться.
– Однако, если никто не разболтал, что Эсфирь ранила Хауца, то, значит, и мы ничего не знаем. Тем более что мы явились на место преступления уже после того, как та малолетняя хулиганка смылась оттуда. Мы можем сказать, что так и не нашли никого, и император будет вынужден нам поверить, – предложил Рэм.
– Почему? – спросил Том.
– Да потому, – хитро улыбнулся врач, – что многие в курсе, кто ранил того злополучного Хауца, но никто не выдал Эсфирь, даже тот полицейский, который знает её, и был с нами. Хотя он, как блюститель закона, обязан первым всё рассказать следователю. Бог знает, каких небылиц он насочинял, чтобы выгородить Эсфирь и самому выпутаться из этого дела. А раз люди скрывают эту девушку и не хотят помочь полиции, то, следовательно, Хауц не пользовался у простых людей таким уважением, как у императора. Не исключено, что Хауц многим насолил, раз даже служитель закона не выдал Эсфирь. А если так, то и мы тоже ничего не знаем, ничего не видели и не слышали.
– Я тоже об этом думал, – безрадостно признался Артур, – и это могло быть выходом из проблемы, но у нас ничего не получится.
– Почему не получится? – спросил Рэм. – У других же получилось отвертеться.
– Возможно, тот полицейский всё сообщил полиции и даже императору известно о Эсфири, – ответил Артур, стараясь учесть все повороты событий в будущем и не допустить ошибки. – Но Эсфирь могла скрыться и теперь император рассчитывает, что мы её найдём, так как знаем в лицо. В этом случае, если мы скажем, что ничего не видели, то нас уличат во лжи. Поймите, что нам вполне могли устроить этим проверку на честность. Однако, если мы найдём Эсфирь и арестуем её, а потом выяснится, что полиция и император действительно ничего не знали, то получится, что мы сами выдали Эсфирь и подписали ей смертный приговор.
– Одним словом, если мы не будем искать Эсфирь, то можем вконец погубить свою репутацию честных служителей закона, а если найдём, то поставим под удар её жизнь, – заключил Рэм. – И что нам теперь делать?
– Вечером мы наведаемся к Логвину Пирсу, – решил Артур. – Если нам повезёт, то этот человек скажет, где можно найти Эсфирь, и мы сможем предупредить её об опасности. Сегодня вся полиция будет искать Одинокого Убийцу, и у Эсфири будет шанс уйти из города и спрятаться в одной из отдаленных деревень или просто в лесу. А потом уж что-то придумаем. Во всяком случае, мы не может допустить, чтобы её убили без суда и следствия.
Том и Рэм согласились с Артуром. Они подождали, пока начнут наступать сумерки, и вышли из гостиницы.
Лавка Логвина, по вечерам превращавшаяся в небольшое кафе, находилась напротив гостиницы и трое из Группы Риска вошли туда, завернувшись в широкие плащи, чтобы по возможности не привлекать к себе лишнего внимания и скрыть свою форму. В кафе горели свечи, и помещение выглядело по-домашнему уютно. За столиками, помимо двух семей, сидело несколько одиноких посетителей в разных одеждах, но они не производили впечатления уголовников или переодетых полицейских. Это были мирные жители из соседних домов.