ЖЕНЯ. Неужто пожалела бы?
БЛЮМА. Я бы тогда, Женя, домой не пошла.
ЖЕНЯ. А куда же?
БЛЮМА. Не знаю. В реке бы утопилась.
ЖЕНЯ. Уж и утопилась бы!
БЛЮМА. Вы, Женя, этого понимать не можете. Когда я сюда попала — это случайно так вышло, — так мой папа на всю комнату пел! И танцовал даже! Он такой счастливый был, как сумасшедший прямо…
ЖЕНЯ (после паузы развертывает бутерброды, протягивает Блюме). Хочешь?
БЛЮМА. Нет, спасибо… (Повторяет про себя урок.)
ЖЕНЯ. Пожалуйста, возьми, Блюма, я тебя очень прошу.
БЛЮМА. А как же вы сами? Вам же нехватит.
ЖЕНЯ. Тут много — видишь? Пожалуйста, возьми.
БЛЮМА. Ну, спасибо.
Обе едят.
ЖЕНЯ. Это мне Нянька приносит. Все боится, что я голодная.
БЛЮМА. А разве вас здесь не кормят?
ЖЕНЯ. Плохо кормят. А уж теперь — великим постом — совсем беда!
К ним подходит Маруся — розовая и кругленькая, как пончик» но очень мрачная девочка.
А, Марусенька, что у тебя сегодня болит?
МАРУСЯ (угрюмо). Ничего не болит.
ЖЕНЯ. Вот не повезло!
МАРУСЯ. Я, как проснусь, начинаю себя ощупывать (прикладывает руку к щекам): может, у меня жар? Нету… (Глотает.) Может, мне глотать больно? Нету… (Кладет руку на лоб.) Может, голова болит? Нету… Может, подложечной сосет?
ЖЕНЯ. Нету?
МАРУСЯ (с отчаянием махнув рукой). Нету!
КАТЯ (подходит тихонько, неслышно). Вы про что тут говорите?
ЖЕНЯ. Ты все равно не поймешь.
КАТЯ. Почему?
ЖЕНЯ. Мы по-фуфайски говорим. Мафа-руфу-сяфа!
МАРУСЯ. Чтофо-тефе-бефе?
ЖЕНЯ. Кафа-тяфа-сплефе-тнифи-цафа!
МАРУСЯ. Уфу-жафа-снафа-яфа! Уфу-жафа-снафа-яфа!
Маруся и Женя наседают на Катю с «фуфайскими» выкриками.
КАТЯ (отмахиваясь от них). А ну вас! (Убегает под их натиском.)
Со смехом и щебетом вбегают Рая и Зина.
РАЯ. Слышали новость?
ЗИНА. У Наврозовой скарлатина!
МАРУСЯ. Вот счастливая! Это одной болезни четыре недели да две недели карантину!
Рая и Зина подлетают к Жене. Обе одновременно отвертывают уголки своих фартуков. При этом у Зины обнаружился приколотый с изнанки к уголку фартука голубой бантик, а у Раи — розовый.
ЗИНА. Голубое!
РАЯ. Розовое! Розовое! Розовое!
ЖЕНЯ (отвертывает уголок своего фартука — у нее бантика нет). Фу, чорт! Опять забыла!
РАЯ и ЗИНА (запрыгали вокруг нее, заплясали). Проиграла, проиграла, проиграла!
РАЯ. Мне плитку шоколада!
ЗИНА. И мне плитку шоколада!
ЖЕНЯ. Каждый день проигрываю.
МАРУСЯ (вдруг просияла). Ура! Ура! Ура! Ура!
ЖЕНЯ. Что такое? Подложечкой засосало?
МАРУСЯ. Я ведь с Наврозовой на одной парте сижу!
ЗИНА. Ну, так что?
МАРУСЯ. Как «что»? У Наврозовой скарлатина!
РАЯ. Ну?
МАРУСЯ (с восторгом). Так я, может, от нее заразилась! Побегу сейчас в лазарет. (Убегает.)
В зал входят, держась под руки, Хныкина и Шеремет, обе из выпускного класса, с лиловыми бантами у горла, и Катя.
ЗИНА. Моя пришла… Моя дуся!
РАЯ. И моя… Женя, видишь, та черненькая, из седьмого? Это Тоня Хныкина. Я ее вторую неделю обожаю!
ЗИНА. А моя — беленькая… Аля Шеремет. Она мне вчера улыбнулась, ей-богу!
РАЯ. Пойдем, Зина! (Делает несколько шагов, оборачивается.) Так ты, Женя, не забудь: ты проиграла мне пятьдесят четыре плитки шоколада.
ЗИНА. И мне — шестьдесят восемь…
Во время последующей сцены Зина и Рая неотступно ходят под руку позади Хныкиной и Шеремет, не сводя обожающих глаз с их затылков.
ЖЕНЯ (кивнув им вслед). На службу пошли, дурынды! Ходят, как нанятые, за обожаемыми своими.
БЛЮМА. Вы проиграли им сто двадцать две плитки шоколада! Это же подумать страшно!
ЖЕНЯ. Это им за розовое и голубое. А сейчас прибегут Ярошенко и Певцова — с ними я в белое и желтое играю. И, наверное, столько же им проиграла. Всего будет пудов пять шоколада. (Смеется.) Блюмочка, какие это в Африке берега есть? Золотой, Слоновой Кости, ну?
БЛЮМА. Золотой берег, берег Слоновой Кости, Невольничий берег.
ЖЕНЯ. Вот-вот! Я туда и поеду — Невольничий. Продамся там в невольники, куплю пять пудов шоколада, расплачусь за голубое и розовое, за белое и желтое…
БЛЮМА (с искренним огорчением). Так зачем вы в это играете? Зачем?