Надин была прекрасна! Она была хорошего воспитания! А уж как эта женщина была богата!
Более того, за хрупким обликом, столь свойственным полупрозрачным чашечкам из дрезденского фарфора – кажется, только дотронься пальцем – и на столе останется кучка мельчайших осколков, – скрывался неукротимый нрав, позволявший ненасытной провинциалке безжалостно пожирать все новых и новых поклонников, которые успевали ей наскучить задолго до того, как мысль о разрыве осеняла их неповоротливые столичные мозги.
Так продолжалось до ее встречи с маркизом Олдриджем. Но тут словно грянул гром. И то, чему, в понимании леди Брэмптон, надлежало быть мимолетной интерлюдией, имевшей единственную цель – польстить очередной победой ее провинциальному тщеславию приобрело суть и масштабы роковой страсти, навеки пленившей ее истерзанное любовной мукой сердце.
Маркизу при встрече с этой энергичной особой показалось, что он ненароком свалился в омут и теперь его засасывает на дно неодолимая сила.
Притязания Надин Брэмптон довели этого закаленного дамского любимца, прославившегося на весь свет своим эгоизмом и откровенным равнодушием к ухищрениям красавиц, до того, что и сам он чуть ли не увлекся очаровательной леди, да, слава богу, вовремя опомнившись, пошел на попятную.
Если принц чувствовал, что леди Джерси околдовала его своими многочисленными уловками, то и маркиз, который прежде без труда выпутывался из любых самых продуманных любовных хитросплетений, на этот раз даже несколько растерялся, сбитый с толку неженским напором в сочетании с чисто дамским коварством не в меру целеустремленной леди, поведение которой становилось все более приметным и вызывающим.
Леди Брэмптон настойчиво преследовала его, засыпала записками, презентами и приглашениями.
Она являлась в его резиденцию на Беркли-сквер в самые неурочные часы, нимало не смущаясь уроном, который наносила своей и без того уже немало подмоченной репутации.
Каким-то одним ей известным способом Надин Брэмптон исхитрялась оказываться на тех приемах, театральных представлениях и вечеринках, собиравших не самых респектабельных дам, где появлялся маркиз Олдридж.
Если маркиз ехал верхом по парку, леди Брэмптон словно из-под земли выныривала на той же аллее и невозмутимо скакала с ним, пуская свою кобылу голова в голову. Если маркиз, исполняя свои светские обязанности, присутствовал в Карлтон-Хаусе, что в последнее время делал почти ежедневно, можно было поставить сто фунтов против одного, что леди Брэмптон непременно появится на ступенях перед резиденцией принца, испрашивая его аудиенции по явно надуманному предлогу, а то и вовсе без такового.
А поскольку принц был по натуре человеком добродушным да вдобавок падким на женские прелести, маркизу с большим трудом удавалось убедить его высочество отказать в приеме столь обаятельной даме.
Сегодня леди Брэмптон, должно быть, пришлось кусать локти из-за явной невозможности находиться поблизости от предмета ее страсти.
Маркиз сомневался, что впечатления от доморощенных имитаций таитянских празднеств захватят воображение его высочества более чем на ночь, и покорно готовился выслушивать очередной пространный монолог на тему о разнообразии коварства леди Джерси, а также о райских добродетелях миссис Фитцгерберт, желание восстановить союз с которой снедало его день ото дня все острее.
Однако в то время, как принц пускался на любые хитрости, чтобы избавиться от леди Джерси, миссис Фитцгерберт с равной настойчивостью и изобретательностью избегала встреч со своим бывшим возлюбленным, невзирая на его августейшее происхождение.
Она отказалась от поездок в Брайтон, где обычно собиралось высшее общество, продала имение в Марбл-Хилл и тихо жила в небольшом доме в Касл-Хилл, неподалеку от Илинга, куда адресовались примирительные эпистолы его высочества, неизменно остававшиеся без ответа.
«Однажды нарушенную связь невозможно восстановить», – как-то возразила эта несокрушимая в своем оскорблении дама в ответ на мольбу маркиза выслушать извинения принца, за которого он в какой уж раз пытался ходатайствовать на правах общего друга.
В тот раз в знак примирения маркиз привез от его высочества подарки: миниатюрный портрет наследника престола работы популярного художника, а также браслет с выгравированной на нем по-французски надписью «Воссоединиться или умереть».
Миссис Фитцгерберт согласилась принять дары, но не дарителя.
– Я с ума сойду! Я умру, если она не помирится со мной! – патетически восклицал принц, узнав о ее решении. – О мое бедное сердце! Мое сердце разорвется на куски!