– Может, нанять для папы медсестру? Тебе стало бы легче, – озабоченно предложила Джинни.
– Он заартачится. Он все еще хочет независимости. А я уже гулять с собакой его не отпускаю – он дважды ее терял. Можно ждать только ухудшения, лекарства уже не помогают так, как раньше.
Врачи предупреждали, что лекарства только временно замедлят процесс, а потом помочь делу будет уже нечем. Джинни старалась об этом не думать, и вдалеке это получалось гораздо лучше. Бекки жила с реальностью день за днем, и Джинни чувствовала себя виноватой, отчего еще больше сочувствовала сестре, когда та звонила. Вернуться в Лос-Анджелес она не могла: это было бы смерти подобно. Уехав, она больше ни разу там не появлялась, и Бекки проявляла поразительное понимание, несмотря на необходимость одной заниматься отцом. Сейчас Бекки хотела от сестры одного: чтобы она побывала дома, пока не поздно. Она пыталась дать Джинни понять это, не усугубляя у нее чувство вины и не пугая. Но прогноз отцовского состояния был неутешительным, Бекки, что ни день, наблюдала в его состоянии зловещие перемены, особенно в последний год.
– На днях прилечу, – серьезно пообещала Джинни, хотя обе знали, что этого не случится, помешает очередное задание. – Ты-то как? – спросила она сестру. Она слышала голоса детей. У Бекки за целый день не было ни одной минутки для себя.
– Отлично. Перед Рождеством всегда кавардак, дети дома, спасу от них нет! Мы планировали взять их кататься на лыжах, но я не хочу бросать папу, так что девочки поедут с друзьями, а у Чарли новая подружка, его от нее не оторвать, и он в восторге, что мы не едем. Ему поступать в колледж, я все праздники с него не слезу!
От мысли, что племянник уже поступает в колледж, Джинни вздрогнула: как, оказывается, быстро бежит время!
– Ушам своим не верю!
– Я тоже. Марджи в январе шестнадцать, Лиззи вот-вот исполнится тринадцать. Куда сбежала от меня моя жизнь? В июне будет двадцать лет, как мы с Аланом женаты. Впечатляет, правда?
Джинни молча кивнула, размышляя. Она помнила их свадьбу, словно это было вчера. Она, шестнадцатилетняя, исполняла роль подружки невесты.
– Еще как впечатляет! Не верится, что тебе сорок, а мне тридцать шесть. В прошлый раз, помню, тебе было четырнадцать, и ты носила брекеты, а мне вообще десять!
Обе заулыбались от воспоминаний. Потом вернулся с работы Алан, и Бекки сказала, что ей пора.
– Бегу кормить его ужином. Непременно что-нибудь сожгу! Некоторые вещи не меняются: я по-прежнему никудышная кухарка. Слава богу, в Рождество мы ужинаем у свекрови. Никогда больше не прикоснусь к индейке! День Благодарения едва меня не добил.
Они были настоящей американской семьей, им было присуще все то, чего не было в Джинни.
Бекки всегда делала то, чего от нее ждали. Еще учась в колледже, она вышла замуж за школьного друга. После выпуска они с помощью родителей купили дом в Пасадене. Теперь у них было трое чудесных детей, она была образцовой мамой. Она возглавляла школьный родительский комитет, состояла вместе с сыном в «каб-скаутах», записала дочерей во все возможные кружки, помогала им с домашними заданиями, замечательно содержала дом, была превосходной женой для Алана. У них был крепкий брак, а теперь она еще и заботилась об отце, пока Джинни металась по миру, от войны к войне, от одного разоренного района к другому, пытаясь врачевать раны человечества.
Контраст между сестрами стал теперь гораздо ярче, чем когда-либо прежде, что не мешало им друг друга уважать и любить. И все же старшей сестре было трудно понять жизненный путь, избранный в последние годы младшей. Она знала причины этого выбора, однако реакция Джинни казалась и ей, и Алану чрезмерной. Они оба надеялись, что Джинни бросит скитаться, вернется домой и заживет нормальной жизнью. Несмотря на все происшедшее, они думали, что пора уже пришла, иначе Джинни окончательно изменится, станет им чужой. Бекки боялась, что процесс уже не остановить, хоть и восхищалась делом сестры. Оба чувствовали, опасаясь за ее жизнь, что ей надо, пока не поздно, покончить с каждодневным риском. Бекки была уверена, что Джинни наказывает себя, но всему должен быть предел! Как ни благородно все это звучало, двух с половиной лет в диких углах, вроде Афганистана, должно было хватить с лихвой. Ей и Алану нелегко было представить, чем Джинни там занимается. Бекки помалкивала, не желая давить на младшую сестру, но ей требовалась ее помощь в уходе за отцом. Джинни сбегала на край света, и все трудные решения, все тяжелые моменты ложились на плечи Бекки. Джинни уехала до того, как их отец стал ускоренно сдавать, и совершенно не участвовала в жизни семьи.