Выбрать главу

— Если бы она кого к себе привела — от нас бы не укрылось!

Однако же подлинный раскол в общественном мнении дома породил совсем другой вопрос: как расценивать жуткую историю с точки зрения морали и нравственности? Весьма пуританская супружеская чета Нольте и чиновник вермахта настаивали на решительном и безоговорочном осуждении. Первые — со ссылкой на то, что подобные вещи терпеть никак нельзя, кругом, мол, и так «сплошной разврат», а второй, на удивление мерзкий человечишко, почти карлик, видимо, просто из зависти. Разбомбленная беженка, что вязала на машинке, не могла простить фройляйн Кларе, почему та не решилась привести «этого человека» в подвал; однако ей возражал одноногий медик: мол, у многих фронтовиков инстинктивный страх перед бомбоубежищем, так что покойник, очень даже может быть, остался наверху «по своей воле». Супруги Гюнтер в свою очередь были крайне раздосадованы тем, что именно фройляйн Клару, «эту развратницу в монашеском балахоне» (дословная цитата из разговора господина Гюнтера со вдовой Зигель), издавна ставили в пример своей единственной и не слишком домоседливой дочери. Обстоятельство это опять-таки настолько развеселило фрау Зигель, что она не смогла умолчать о нем ни в разговорах с обитателями дома, ни в продуктовой лавочке, ни просто на улице и в конце концов смягчила свой поначалу весьма суровый приговор фройляйн Кларе в сторону снисходительно-либеральную. Что касается остальных, то все они более или менее откровенно радовались. Одни — тому, что пример фройляйн Клары блестяще подтверждает старую истину: «Добродетель — это выдумка, просто не всем подвертывается случай согрешить». Другие искренне радовались за саму фройляйн Клару:

— Кто-кто, а уж она, такая честная, такая преданная, имеет право изведать в жизни хоть какое-то счастье — пусть даже и с этаким печальным концом.

Такие вот разговоры ползли по дому, чему в немалой степени способствовала и теснота, поскольку все жильцы ютились теперь в уцелевших нижних этажах и в подвале. Фройляйн Клара, однако, ходила среди всех этих шепотков и шушуканья как чужая, ни о чем не догадываясь. Между тем в соответствии с суждениями жильцов переменилось и их отношение к соседке, хотя та поначалу и не заметила: что фрау Нольте хотя и не отвечает на ее приветствия теми же словами, как раньше, но произносит их отрывистей и суше; что молодой медик при встрече с ней почтительно раскланивается, точно со скорбящей вдовой; что разбомбленная беженка прочла ей мужнино письмо с фронта; что домоуправитель подолгу смотрит ей вслед, недоверчиво покачивая головой; что вдова Зигель пытается втянуть ее в разговор о своем былом супружестве. Словом, в этом облачке пыли начали видеть человека, такое же живое существо, что и остальные, — в ней открыли душу.

И не только душу. Фабричный мастер Пюрингер, холостяк с бывшего пятого этажа, временно расквартированный у нас, однажды проводил ее долгим взглядом, когда она поднималась по лестнице, и с тех пор каждое утро брился, а вечером, придя с работы и умывшись, он теперь повязывал галстук.

Тем временем профессор, которому фройляйн Клара послала телеграмму, вернулся из Падуи (он вел там свои исторические исследования), дабы установить и зарегистрировать объем ущерба; с этим делом он обратился ко мне.

— Вы юрист и разбираетесь в этом лучше меня, — сказал он. — Ведь это все бесценные вещи.

Собственно, опись он уже составил, а от меня хотел лишь узнать, во сколько оценить убытки. Опись начиналась перечнем личного имущества, для университетского профессора, прямо скажем, весьма убогого. Потом шел список предметов, которых во время пожара лишилась служанка. Но главную часть составляло описание научной библиотеки — восемь тысяч томов, и все сгорели, за исключением примерно трехсот особо ценных и редких книг, которые профессор незадолго до начала бомбежек догадался перевезти на дачу. Завершался сей документ перечнем рукописей, заметок и прочих бумаг. Я проконсультировал его, как мог, без особой надежды, но добросовестно, а потом, покончив с делом, мы пропустили по рюмочке. Однако, когда пришло время прощаться, он, бросив извиняющийся взгляд на мою жену (она тотчас вышла), попросил о беседе с глазу на глаз. И вот что сказал: