60
Констанс Грин прошла через парадные двери особняка на Риверсайд-Драйв только к шести часам вечера, вернувшись из полицейского участка. Она прошагала по коридору к столовой и пересекла выложенное мрамором пространство зала приемов. В помещении стояла полная тишина, нарушаемая лишь мягкой поступью Констанс. Казалось, что особняк давно покинут всеми его обитателями: Проктор еще не восстановился после аварии и до сих пор находился в больнице, миссис Траск готовила что-то далеко, в кухне, а доктор Стоун, вероятно, сидел наверху, подле постели Пендергаста.
Констанс прошла по украшенному гобеленами коридору мимо мраморных ниш, повторяющихся через одинаковые промежутки, и мимо стен, оклеенных розовыми обоями. Теперь она поднялась по задней лестнице, легко шагая по ступеням, чтобы свести к минимуму скрип старых половиц. Как только в длинном верхнем коридоре она миновала большое и отвратительное чучело белого медведя, то сразу повернула к двери, находящейся слева. Она положила руку на дверную ручку, вздохнув, повернула ее, и тихонько толкнула дверь.
Доктор Стоун бесшумно поднялся с кресла возле двери. Его присутствие раздражало Констанс, как и весь его облик: эта щегольская одежда, желтый галстук, черепаховые очки… А еще его беспомощность. Он был решительно неспособен сделать что-либо сверх оказания поддерживающей помощи ее опекуну. Констанс знала, что несправедливо судить его за это, но сейчас ее добродетели не хватало на справедливость.
— Я хотела бы остаться с ним наедине, доктор.
— Он спит, — сказал он, удаляясь.
Пока состояние Пендергаста не ухудшилось, Констанс почти не бывала в его покоях, поэтому сейчас, остановившись в дверях, она с любопытством осмотрелась. Комната была небольшой. Тусклый свет лился из утопленного молдинга, проходившего непосредственно под потолком, и исходил от единственной лампы Тиффани, стоявшей на тумбочке. Окон здесь не было. На белых обоях были сделаны декоративные бордовые разводы с тонким узором Флер-де-Лис[152]. Стены украшало несколько картин: небольшой набросок Караваджо «Мальчик с корзиной фруктов», морской пейзаж Тернера и гравюра Пиранези[153]. Книжный шкаф, был заставлен тремя рядами старых томов, переплетенных кожей. Также в комнате наличествовало несколько музейных экспонатов, которые вместо того, чтобы демонстрироваться как произведения искусства, использовались по назначению: римская стеклянная урна была наполнена минеральной водой, а в канделябре византийской эпохи стояло шесть белых несгоревших свечей. Ладан курился в древнеегипетской курильнице, изготовленной из фаянса, и в комнате от нее висел тяжелый запах — то была тщетная попытка изгнать вонь, которая день и ночь донимала Пендергаста. Стойка из нержавеющей стали с подвешенной на ней капельницей резко контрастировала с остальной частью элегантной мебели в комнате.
Пендергаст неподвижно лежал в постели. Его светлые волосы, потемневшие от пота, необычайно выделялись на белоснежных подушках. Кожа на лице — и без того фарфорово-белая — сейчас стала почти прозрачной. Констанс почти что могла различить под ней мышцы и тонкие выступающие кости. Голубые вены на лбу выделялись особенно сильно. Глаза были закрыты.
Констанс подошла к кровати. Морфин поступал по одному миллиграмму каждые пятнадцать минут. Она отметила, что доктор Стоун поставил блокировку дозы — не более шести миллиграмм в час: поскольку Пендергаст отказывался от наблюдения медсестры, важно было следить, чтобы у него не произошла передозировка лекарствами.
— Констанс.
Шепот Пендергаста удивил ее. Выходит, он все-таки не спал. Или, возможно, ее движения, насколько тихими они бы ни были, пробудили его.
Она обошла вокруг кровати и присела у ее изголовья. В той же самой позе она сидела у постели Пендергаста в Женеве всего три дня назад. Стремительное ухудшение состояния его здоровья с тех пор не на шутку пугало ее. И все же, несмотря на слабость и постоянное напряжение, он боролся. Сражался с болью и безумием, как только мог, чтобы спасти свое сознание.
Она увидела, как его рука двинулась под одеялами и вскоре скользнула поверх них. В ней оказался листок бумаги, и он поднял его, покачивая.
— Что это?
Констанс была потрясена холодностью и злостью, сквозившими в его голосе. Она взяла бумагу и признала в ней список ингредиентов, который сама же и написала. Похоже, она забыла его на столе в библиотеке, которая стала своего рода командным пунктом для нее и Марго. Глупый недосмотр, очень глупый. Теперь скрыть свои намерения было нельзя.
152
Геральдическая лилия, также королевская лилия или флёр-де-лис — гербовая фигура, одна из самых популярных, наряду с крестом, орлом и львом. Относится к числу негеральдических естественных фигур.
153
Джованни Баттиста Пиранези (итал. Giovanni Battista Piranesi, или итал. Giambattista Piranesi; 4 октября 1720, Мольяно-Венето (близ города Тревизо) — 9 ноября 1778, Рим) — итальянский археолог, архитектор и художник-график, мастер архитектурных пейзажей. Оказал сильное влияние на последующие поколения художников романтического стиля и — позже — на сюрреалистов. Сделал большое количество рисунков и чертежей, но возвёл мало зданий, поэтому с его именем связывают понятие «бумажная архитектура».