— Вы не можете дать мне домашний адрес мистера Граймса?
— Он живет над магазином. Но сейчас его нет дома.
— Когда, по-вашему, он вернется?
— Понятия не имею. Иногда он уезжает на целую неделю; он не говорит мне куда, а я не спрашиваю.
Я поблагодарил ее и вошел в соседний винный магазинчик. Стоявший за прилавком чернокожий мужчина средних лет спросил, чем может быть полезен.
— Мне бы хотелось спросить у вас кое о чем. Вы знаете мистера Граймса?
— Кого? — переспросил он.
— Пола Граймса. У него магазин с картинной галереей.
— Это такой пожилой, с козлиной бородкой? — Он сделал жест рукой. — Он еще носит белое сомбреро?
— Да, кажется, тот самый.
Он отрицательно покачал головой:
— Не могу утверждать, что я его знаю. По-моему, он не пьет. Во всяком случае, никогда не дал мне заработать ни цента.
— А его девушка?
— Раз или два она купила у меня шесть банок пива. Кажется, ее зовут Паола. Вы не думаете, что в ней течет индейская кровь?
— Я бы этому не удивился.
— Так мне показалось. Он заметно оживился. — Видать, шустрая девчонка. Не понимаю, как тип в его возрасте может удержать ее при себе.
— Я тоже не понимаю. Мне бы хотелось знать, когда вернется мистер Граймс. — Я положил на прилавок две долларовые банкноты поверх своей визитной карточки. — Я могу позвонить вам?
— Почему бы и нет?
После этого я доехал по главной улице до скромного белого здания, в котором помещался музей. Молодой человек, стоявший у двери-вертушки, сообщил мне, что Фрэд Джонсон вышел из музея около часа назад.
— Вы хотите с ним увидеться по личному вопросу? Или это имеет отношение к музею?
— Я слышал, что его интересует художник по имени Ричард Чентри.
Его лицо немного оживилось.
— Мы все им интересуемся. Вы приезжий?
— Да, я из Лос-Анджелеса.
— А вы видели нашу постоянную экспозицию работ Чентри?
— Еще нет.
— Вы явились как раз вовремя. Сейчас здесь миссис Чентри. Она уделяет нам один день в неделю.
В первом зале, через который мы прошли, стояли какие-то безмятежные классические скульптуры; второй зал имел совершенно иной характер: картины, которые я там увидел, напоминали окна в другой мир, — вроде тех окон, сквозь которые исследователи джунглей наблюдают по ночам за жизнью животных. Но животные на картинах Чентри, казалось, преображались в людей. А может, это люди преображались в животных.
Женщина, вошедшая в зал через дверь за моей спиной, ответила на мой немой вопрос:
— Это так называемые картины о Сотворении мира… Они представляют собой исполненную воображения концепцию художника относительно эволюции. Они относятся к периоду первого большого взрыва его творческой фантазии. Это может показаться невероятным, но он нарисовал их в течение шести месяцев.
Я обернулся, чтобы посмотреть на нее. Несмотря на консервативный стиль одежды и слегка аффектированную манеру выражаться, от нее так и веяло силой и решительностью. Блеск коротко остриженных седеющих волос, казалось, излучал неукротимую энергию.
— Вы миссис Чентри?
— Да. — Видимо, ей было приятно, что я слышал о ней. — Вообще-то говоря, мне бы не следовало здесь находиться — сегодня вечером у меня прием. Но я не могу не явиться в музей в день своего дежурства.
Она подвела меня к стене, на которой висел цикл работ с женскими фигурами. Одна из них обратила мое внимание. Молодая женщина сидела на камне, частично прикрытом шкурой буйвола, в которую были укутаны ее бедра. Великолепная грудь и руки девушки были обнажены; над ней, в глубине, подвешенная в пространстве, виднелась огромная бычья голова.
— Он назвал ее «Европа», — сказала миссис Чентри.
Я повернулся к ней. Она стояла улыбаясь. Я снова обратил взгляд на девушку, изображенную на картине.
— Это вы?
— В определенном смысле. Я часто ему позировала. Некоторое время мы испытующе смотрели друг на друга. Она была моего возраста, может быть, немного моложе, но под ее голубым платьем по-прежнему чувствовалось упругое тело Европы. Я подумал, что склонило ее водить посетителей по выставке работ Чентри — внутренняя потребность, гордость за мужа или обыкновенное тщеславие?
— Вы когда-нибудь раньше видели его картины? У меня такое впечатление, что они вас сильно потрясли.
— Действительно. Так оно и есть.
— Его произведения всегда оказывают такое действие на людей, которые видят их впервые. Можно узнать, что заставило вас заинтересоваться ими?
Я объяснил, что являюсь частным детективом, которому Баймейеры поручили вести расследование по делу о похищении их картины. Мне хотелось посмотреть, как она отреагирует на мои слова.