— Хоть в моей врачебной практике лунатики не встречались, но я о них слышал, — добавил он.
— И все, что слышал, такой же вздор, как то, что сказал, — вмешался Комлинский. — Луна здесь не при чем. А вы всегда чепуху городите.
Далее Комлинский, изъявив намерение окончательно «разоблачить» Буракова, собрался приводить несомненные доказательства виновности его во всех проделках, которые приписывались «врагу из темноты».
— Брось глупости! Ну и чудак! Неугомонный! — закричал Алфеев.
Все так дружно стали стыдить Комлинского, что он совсем растерялся.
— А знаете, что вы все упустили из вида? — улыбаясь, спросил Васильков. — Ведь теперь обитатель айсберга показал нам, что он перестал быть врагом. Очевидно он все же пришел наконец к заключению, что ему выгоднее вступить с нами в союз, чем оставаться во враждебных отношениях. Что ж, и нам это выгоднее!
Васильков не ошибся.
«Враг из темноты» действительно исчез — по крайней мере он перестал проявлять себя врагом. Вдобавок темнота, державшаяся четыре месяца, стала понемногу уступать место весенним сумеркам. «Врагу из темноты» дали теперь новое прозвище: «обитатель айсберга». Это звучало гораздо спокойнее.
Зимние страхи исчезали вместе с отступающим мраком. Январь подходил к концу. С каждым днем все дольше держались и все более светлели сумерки. Солнце бродило где-то близко за линией горизонта. И чем выше к зениту поднимался свет, тем бодрее становились пленники ледяного ущелья.
Действующий радиоприемник тоже много способствовал поднятию настроения. Передатчик наладить так и не удалось, но радиоприемник работал, и какая-то ниточка связывала друзей с населенным миром. Установили некоторое подобие громкоговорителя. Очень редко удавалось поймать передачу. Но когда «громкоговоритель» хриплым шопотом сообщал телеграммы ТАСС или преподносил измятый его шипящей глоткой концепт из Сибири — это был праздник.
Раз удалось поймать передачу из Норвегии, два раза из Америки. Однажды прослушали пессимистический отчет отправленной на их поиски спасательной экспедиции. При этом пленники ледяного ущелья мало были огорчены заключением доклада, хотя в этом заключении высказывалось довольно обоснованное предположение об их гибели. И велико было огорчение членов экспедиции, когда радио неожиданно — и, по-видимому, окончательно — испортилось. Несмотря на все усилия, наладить его снова так и не удалось. Гаврилов уверял, что и «обитатель айсберга» как будто пытался исправить приемник, но также безуспешно. Однако в это время общее внимание привлекло нечто более важное — солнце. Ожидание близкого восхода солнца создавало какое-то праздничное настроение.
Наконец пришел день, когда после долгого перерыва сделали вылазку наверх для встречи долгожданного гостя.
Была середина февраля. Жуков заранее высчитал, когда солнце должно впервые показаться над горизонтом. К этому дню готовились, как к большому событию.
Подымаясь по лестнице, пленники ледяного ущелья легко могли стать жертвой неожиданной выходки «обитателя айсберга». Возможно, он прекратил свою вредительскую деятельность, но гарантировать это никто не мог. Поэтому все возможные меры предосторожности были приняты. Не последнее место в вооружении экспедиции, подымавшейся встречать солнце, занимали всевозможные осветительные принадлежности, с которыми солнечный свет пока еще не мог конкурировать. Внизу часовой— Деревяшкин — с винтовкой наготове стоял около самого сильного прожектора, который освещал верхние ступени висячей лестницы. Подымавшиеся тоже несли с собой фонари самой разнообразной конструкции. Круги и полосы света, чередующиеся с темными промежутками, извиваясь, липли к ледяной стене и медленно вползали наверх.
«Как змея!» — подумал Деревяшкин.
Действительно, вся эта процессия могла вызвать представление об огромной, светящейся блестящими поперечными полосами, змее.
Наверху фонари потушили. Молча ждали солнца.
На горизонте, над обледенелым морем все больше светлело. Казалось где-то внизу раздували гори. Расплавленным металлом брызнули вверх блестящие струи. Потом медленно выполз край солнечного диска.
— Ур-ра!.. Взошло!..
Не успели смолкнуть приветственные крики, как солнце, точно испугавшись, снова исчезло.
— Ну, теперь ежедневно будет выглядывать все смелее. А потом и вовсе на небе застрянет, — сказал Жуков.
Двигатель Комлинского неустанно гудел, подымая облачко снежной пыли; сам Комлинский тоже неустанно возился около своей машины, что-то подстраивая и переделывая. Механик был убежден, что добьется получения «голубого угля». И действительно, понемногу сила ветра около люка незаметно, но непрерывно нарастала. В один счастливый день Комлинский с торжеством сообщил, что за последние трое суток двигатель зарядил один аккумулятор. Ковров осторожно высказал сомнение в том, что это является результатом работы самой машины, а не мускульной силы Комлинского, добавленной к ее «пустопорожней работе». И действительно — не прошло и нескольких дней, как машина, словно утомившись, постепенно перестала давать даже то ничтожное количество полезной работы, какое она — по-видимому, случайно — давала в течение трех суток.