Город много строит, и потому, наверное, утром среди жителей, спешащих на работу, много парней и девчат в спецовках, забрызганных краской и бетоном. Здесь крупная судоверфь, заводы кузнечно-прессового оборудования и кузнечно-прессовых автоматов. Многие машины, созданные в Азове, не имели когда-либо равных себе в мировой практике. Тридцать восемь зарубежных стран — клиенты азовских машиностроителей. По городу ходит шутка:
— Раньше про нас говорили, что мы здорово уху варим. Уху варить мы и сегодня умеем, но еще научились и рыбу разводить…
А в порту стояли у пирса, тесно прижавшись друг к другу, сейнеры. Они были совсем новенькие, эти будущие труженики моря. Наверное, их собратья, ушедшие с Азовской верфи на Балтику, Каспий или в Черное море год-полгода назад, уже до блеска вылизаны морскими волнами и отполированы рыбацкими сапогами. Эти были с зачехленными надстройками, матово поблескивали свежей краской, пламенели высоко поднятой над водой ватерлинией; они еще не знали, что такое море.
Я попросил ревнивого боцмана, дежурившего у пирса, разрешения подняться с ним вместе на палубу. «Погляди, погляди, только огнем не балуй», — предупредил он. Уже на палубе представился: «Гавриил Скобелев», добавив, что от своего знаменитого однофамильца отличается тем, что не носит усов. Боцман открывал двери кубриков, чтобы показать, сколь удобно жить и работать на корабле двенадцати членам экипажа (такая полагается на сейнере команда). Судостроители и впрямь продумали все до мелочей: салон, камбуз, душевые кабины, радиорубка, новейшие системы навигации и управления судном, современные устройства, до предела облегчающие нелегкую рыбацкую страду. Скобелев похвастал: швы просвечивали изотопами — гарантия полная. А деревянные детали не горят: пропитаны особыми смесями. «Мировой класс!» — заключил он. Назавтра сейнеры уже будут провожать в море, наверное, «окрестят» по традиции бутылками с добрым цимлянским вином, поднимут флаги расцвечивания, а пока… Пока матрос в подвешенной люльке аккуратно подкрашивает надписи на бортах.
За девять веков Азов повидал немало, был ведь он щитом, прикрывавшим Русь от недругов. Одно поколение уступало место другому, и каждое имело право сказать гордо: «Азовцы мы…» Не одряхлел старый город, не состарился и в завтрашний день смотрит с гордостью.
Говорят, в давние времена море подходило к самому Азову. А сейчас оно отступило, и остались в устье Дона бесчисленные рукава да протоки, заросли они так, что попадешь впервые в эти места — непременно заблудишься, — чем не джунгли?
У меня, впрочем, проводники по этим джунглям были надежные — азовские старожилы. Мне оставалось только осматривать заповедные красоты да удивляться, как легко и свободно они ориентировались в лабиринте луговых проток и ериков и как уверенно пробивала наша моторка заросли краснотала, камыша, чакана. Глубины здесь небольшие, без весла не обойтись, то и дело приходится сталкивать лодку с переката. И песок, песок…
Удивительный край, эти заповедные гирла. Охотнику сюда дорога заказана, а к человеку-другу обитатели «джунглей» прониклись доверием. Лебедей не пугает стук моторки, выходят на водопой из чащобы лоси, а случается, и дикие кабаны. Ниже Азова, в Кагальнике, развели в вольерах чернобурых лисиц и норок. А птиц несметное множество. Чайки и другие их пернатые собратья запросто «удят» в ериках рыбу, вода ведь здесь чистая, прозрачная, до самого дна все разглядишь.
Попадается в Гирлах еще и угорь. На Дону его прежде не знали. Он ведь живет обычно в северных реках и нерестится в северной части Атлантики, в Саргассовом море. На Балтике угорь часто попадает в рыбацкие сети. И оказывается, угорь способен переползать довольно большие расстояния по суше, особенно при обилии на земле влаги.
Но вот и остров Перебойный, решаем сделать привал. Прежде был на Перебойном и главный лоцмейстерский пост. Лоцманы выходили отсюда на катерах в море, встречали направляющиеся в Ростов суда и проводили их через гирла. Только вся беда в том, что устье Дона страдает от частых спадов воды под влиянием сильных восточных и юго-восточных ветров. Случалось, пароходы подолгу простаивали возле Перебойного. Вопрос о фарватере был настолько важным, что еще сотню лет назад образовали в Ростове Комитет донских гирл. Понадобилось установить постоянную связь между Ростовским портом и лоцмейстерским постом, чтобы оповещать капитанов судов об изменениях глубин Дона, предупреждать посадку на мель в опасных местах. Поначалу применяли для этого оптическую сигнализацию, но она плохо действовала в дожди и туманы. Использовали даже воздушные шары, чтобы как-то сообщать капитанам об опасности. Ничто не помогало. Решили просить изобретателя радио Александра Степановича Попова установить в гирлах беспроволочный телеграф своей системы.
Первую радиограмму Попов послал на Перебойный с плавучего маяка 27 августа 1901 года. Регулярные же передачи начались 2 ноября, и за два месяца передано было триста депеш. Шестнадцать лет безотказно действовали радиостанции, установленные Поповым на острове.
…Маленький, полуразрушенный кирпичный домик. Уже много лет минуло с того времени, как оказался остров Перебойный в стороне от корабельных дорог, и редко заглядывают сюда туристы. Трудно добраться к Перебойному: катера не ходят, лодкой в заповедник можно попасть только с пропуском от АЧУРа. Иногда приезжают школьники-краеведы сфотографироваться у домика, искупаться.
Море совсем рядом: из окон домика видно, как гуляют бирюзовые волны, как ветер качает крутоносые суденышки и рыбацкие сейнеры, как склонились у береговой кручи над песчаной косой нарядные деревья. И еще рыбацкие домики на том берегу протоки. Густые запахи мокрых снастей доносятся даже сюда — за добрых полтора километра.
Мне не раз говорили азовчане, что работа и романтика в море существуют отдельно, сами по себе. Потому что, когда ударит хорошая волна или придет время брать богатый улов, рыбаку не до романтики. И еще, наверное, потому, что романтические истории о море и его людях живут порой в очень-очень сухопутных краях, а в приморских городах и поселках приходят на огонек только после нелегкой рыбацкой работы.
Я тоже слышал эти истории и на Перебойном, и в рыб-колхозе, которые в гирлах. «Сочинять», наверное, умеют все рыбаки — и любители, и профессионалы. Рассказывали мне похожую на правду историю про то, как «укачало» рыб, — выбросило после шторма целый косяк селедки на взморье. А еще про громадного сазана, который ударил рыбака в грудь, и тот, выпустив невод, потерял сознание. В Рогож-кино, возле Костиной ямы, попадаются такие рыбины на полтора-два пуда.
Служба у инспекторов рыбоохраны беспокойная.
— Вот так и живем, днем и ночью на воде…
А я вспомнил, слушая ачуровцев, как Ленин, уже будучи тяжелобольным, был обеспокоен тем, что в азовских водах появилась молодь осетровых рыб, в том числе почти переведшейся белуги, и эта молодь хищнически вылавливалась. За неразумное ведение хозяйства начальник охраны вод Донпродкома был отстранен от должности. Узнав об этом, Ильич запрашивал РКИ:
«Этого господина только отстранили от должности. Нужно узнать, где он, и проверить посерьезней, достаточно ли он наказан…
Следует не только припугнуть, но и как следует притянуть и почистить за эти безобразия».
Вот какая это служба — АЧУР…
Волны лениво облизывают песчаный берег, выплескивают измочаленный плавник и мелкую полированную гальку. Спокойное, не грозное и не опасное, а просто очень знакомое и очень щедрое море. Те, кто живет здесь, говорят, что в шторм и непогоду бывает море иным.
Когда это случается, а рыбаки еще не успели вернуться домой, весь поселок — от мала до велика — ждет на берегу, пока покажутся на горизонте хрупкие мачты сейнеров. Стоят на сыром ветру долгими часами, хоть и верят, что море не предаст людей, которые посвятили ему свою жизнь. На ветру между двумя вечностями — небом и Мировым океаном, что велик даже и тогда, когда представляет его небольшое и неглубокое Азовское море.
С грохотом проносятся мимо донского устья электропоезда. Они торопятся, даже не замедляют бега, спешат… А, между прочим, берега здесь столь же круты, как и под Новороссийском, и морем так же пахнет, и лунная дорожка уходит вечером далеко-далеко на край света. В народе говорят: искупаешься в такой дорожке — будешь счастливый. Приезжие (не местные жители!) иронически говорят, что Азовское море похоже на озеро: вода в нем малосоленая и коренных морских обитателей нет. И все-таки оно море!