Впереди шел Егоров.
За ним шагали Бодюков и Колесов, держа под руки Терешкина. Надо же было случиться так, что никто, кроме него, не пострадал. Одна из шальных пуль попала ему в ногу, вторая ранила в плечо.
На морозе он быстро терял кровь и слабел с каждым шагом.
— Бросайте меня, товарищи, — то и дело повторял он. — Зачем вам лишняя обуза?
— Тихо, Семен, — глухо покрикивал на него Колесов. — Все равно не бросим. Ты же вон какой здоровенный, выдюжишь…
И Терешкин, превозмогая боль и слабость, шел. Зато «язык» наш изматывал нам все силы. Он упирался, мычал, норовил выдернуть кляп изо рта. Пришлось связать его по рукам и ногам и тащить то волоком, то на плечах.
За озером мы перевязали раны Терешкина, затем с помощью рации передали на Большую землю рапорт об успешном завершении операции и просьбу встретить нас на пути следования.
К вечеру следующего дня мы уже были в штабе танкового дивизиона, машины которого были высланы нам навстречу. Оттуда нас доставили в штаб армии, где мы сдали «языка» и захваченные документы.
Терешкина не судили. Вскоре он выписался из госпиталя и был зачислен разведчиком во взвод Якубова, Не раз бывал он у нас в гостях и каждый раз клял своего дядьку, который толкнул его в ряды предателей.
Глава 7. ЧЕРЕЗ БОЛОТА
Наступило лето 1942 года.
Войска Западного фронта уже вели бои в Смоленской области, тесня противника на запад. Вместе с войсками перекочевывала и наша школа.
На передовых позициях стояло затишье. Днем изредка завязывались короткие перестрелки. Ночью, когда с обеих сторон начинали действовать разведчики, стрельба вспыхивала чаще и порой прокатывалась суматошно вдоль всего переднего края.
Участок, где моей группе предстояло перейти через линию фронта в тыл врага, находился среди болот, пересеченных узкими, извилистыми полосками суши. Кое-где над покрытой ряской, затхлой, застойной водой виднелись островки, густо ощетинившиеся осокой и камышом. Местные жители утверждали, что до войны на этих болотах водилось несчетное множество диких уток и гусей, теперь же, видимо напуганные грохотом пальбы, пернатые покинули родные гнездовья и перекочевали куда-то в более спокойные места. Остались лишь лягушки да пиявки. В жаркую пору дня лягушиное племя почти не проявляло признаков существования, но к вечеру, когда спадал зной, над болотами начинал звучать неумолчный разноголосый хор квакуш, слышный далеко окрест…
Первоначально полковник Теплов намечал перебросить мою группу в тыл противника на самолете, поближе к мосту, который нам надлежало взорвать, но оказалось, что в районе высадки стали сосредоточиваться крупные силы гитлеровцев, и полковник изменил свое решение. Ночи стояли лунные, безоблачные. Немцы без труда обнаружили бы наш самолет вблизи передовой и обязательно бы его сбили. Но даже в том случае, если бы нам удалось благополучно добраться на самолете до района высадки, прыгать с парашютами в такие светлые ночи в местах скопления вражеских войск было совершенно бессмысленно: нас или расстреляли бы в воздухе еще до приземления, или наверняка захватили бы в плен уже на земле…
К исходу короткой летней ночи майор Данильцев доставил меня и моих боевых друзей на грузовике сюда, в район болота, и мы обосновались в прибрежных кустах, в тени двух старых одиноких берез. Здесь нас встретил командир взвода разведчиков, который должен был обеспечить нашу переброску за линию фронта. Место перехода через болото было уже намечено. Два опытных разведчика-проводника должны были ночью вывести нас к цели, а для того чтобы скрыть наше движение, взводу разведчиков было поручено провести отвлекающую разведку боем правее от места перехода.
Томительным и бесконечно долгим показался нам этот день. Солнце припекало вовсю. Дышалось здесь, в болотистой местности, тяжело, по лицу катились струйки пота, пропитанная потом одежда липла к влажному телу.
Мы все изнывали от духоты, и только Колесов держался в этом пекле поистине стоически.
— Ничего, братцы, пар костей не ломит, — посмеивался он. — Есть оказия отоспаться вволю на солнышке.
И он уснул в самый полдень, распластавшись на прижухлой траве навзничь, могуче похрапывая. Горячие солнечные зайчики чуть шевелились на его взмокшем лице, ползали по его векам, а он спал и спал с таким видом, будто испытывал в этом сне истинное наслаждение.
Рязанов долго наблюдал за Колесовым, затем удивленно пожал плечами.
— Просто поразительно! И как он может?!