Этот мост, не поддающийся никаким временным пропастям, радикально объединяет первые творения человека разумного от доисторического периода до примитивного искусства. Наш вид един. Только пелена нашего воспитания мешает нам увидеть вход в пещеру универсальности человека современного типа. Ключами, нацарапанными в первых расписанных пещерах, можно открыть наш, отныне полностью антропогенный, абсолютно искусственный мир. Все ключи для понимания всех обществ были сделаны при восхождении нашего вида, а мы не видим их в упор, мы ослеплены многочисленными очевидностями. Дерен нащупал единственный настоящий вывод, который можно сделать из этого: «Необходимо оставаться вечно молодыми, вечными детьми: так можно производить красоту на протяжении всей своей жизни. Иначе, когда мы поддаемся цивилизации, мы становимся роботами, легко приспосабливающимися к жизни, и все!..»
Прощай, половинка моя, я так тебя любил…
Эти очевидности, привлекающие наш взгляд несмотря на толщину времен, также приводят нас к мысли, что неандерталец может оказаться совсем не тем человеком, которым мы его себе представляем.
Неандерталец, мой старый близкий друг, до сегодняшнего дня не рисовал интересные картины в пещерах, не носил причудливые украшения, сделанные из мамонтовых бивней и оленьих рогов, не вытачивал из цветного камня животных или человеческие изображения. У него были, конечно, красивые каменные орудия и ремесла, которыми он великолепно владел. Но разве можно свести человечество к его ножам, орудиям и оружию?
Ведь нет?
Может быть, вы слышали о наскальной неандертальской живописи? О поющих флейтах, которые создание вырезáло из кости? О красивых браслетах из орлиных когтей или просверленных морских раковин? О роскошных головных уборах из перьев хищных птиц, почти как у ацтеков или у племени Лакота?
Если все это разожгло ваше любопытство, не ждите, сразу переходите к части, рассказывающей о неандертальском искусстве. Но приготовьтесь к тому, что вы не сможете вставить его в свою картину мира, ведь если создание и проявляет особую чувствительность, она не сравнима с нашей, и позже мы увидим тонкость этой экзотической восприимчивости, до сих пор полностью не исследованной.
Неандерталец, вероятно, не наш двойник. Очевидности, по ощущениям свойственные всем людям с тех пор, как человек стал человеком, и которые я только что представил, похоже, не касаются нашего создания. Оно не только отличается от нас, но оно еще и исчезло. Но исчезло помимо нас, не растворилось в наших генах, как кусочек сахара в теплой воде. Его гены настолько редки и неравномерно распределены в человеческих народах, что мы можем сегодня с уверенностью утверждать: в основе объяснения этого вымирания нет какой‑либо невероятной истории людоедской любви, в которой исчезающий вид стал матрицей нового человечества. Исходя из этой странной, несбыточной идеи некоторые из нас – наследники одного из исчезнувших человечеств. На самом деле скрещивания, смешения между разными видами – довольно банальное явление в природе. Многие виды кошачьих, псовых, медвежьих и свиных регулярно скрещиваются, и мы окружены тигрольвами, лиграми, свинокабанами и кабаносвиньями, но эти биологические химеры вовсе не освещают судьбу львов, тигров, свиней или кабанов.
Какая странная идея, какой парадокс: ассоциировать вымирание целого человечества с красивой историей любви, любви цельной, абсолютной, каннибальской, в которой один растворяется во втором. Действительно, красивая история, приятно послушать. Человечество не вымерло, просто произошло любовное слияние, 1 + 1 = 1. Прощай, половинка моя, я так тебя любил…
Подумать только, мы, бедные исследователи, бедные археологи, мы даже не уверены, что эти два человечества, живое и вымершее, когда‑то встречались на огромных европейских территориях неандертальских аборигенов, на том самом месте, где они вымерли. И вот мы опять за столом, за этим удивительным ужином с Цезарем или Карлом Великим, уж не знаю…
Сегодня на всем европейском континенте практически не существует археологических объектов, для которых наши измерения времени были бы достаточно точными, чтобы с уверенностью подтвердить встречу между этими двумя человечествами. Жертва опознана, но нет трупа, и мы не знаем, кто убийца. Мы даже не знаем, встречались ли жертва и подозреваемый.
На этом этапе, дамы и господа присяжные, опускайте занавес: дело пустое, освобождайте подсудимого. Специалисты обычно торопятся сделать это. Некоторые даже пробуют представить себе, что наши предки могли обосноваться на полностью заброшенных территориях, свободных от человеческого присутствия на протяжении сотен, а то и тысяч лет… Невозможно узнать, было ли совершено убийство или геноцид, потому что археологически этого просто‑напросто не видно. Идеальное преступление. Конечно, причина преступления очевидна – упростить колонизацию, – но где орудие преступления? Даже телá жертв никогда не были найдены. И алиби у подозреваемого замечательное: физическая встреча между двумя человечествами не может быть точно доказана ни на одной европейский территории.