— Тогда купи три бутылки водки и чего — нибудь пожрать. Распорядились снизу.
— Хорошо. — Ответил я и отойдя от дома замер, только теперь понимая куда я забрел. Не разбирая дороги ноги сами привели меня к дому Тани Танечки. Видно так было угодно судьбе, ночь после её смерти провести в подвале её дома. Чем черт не шутит, а может быть удасться что — нибудь выяснить.
В первом же круглосуточном магазинчике я купил все необходимое, а так же небольшой карманный фонарик, вещь в подвале незаменимая. Запрятав оставшиеся деньги в под стельку ботинка вернулся к пятнадцатому дому.
Дверь подвала оказалась на замке, но при детальном анализе я понял, что он выполняет чисто декоративную функцию. Легко и свободно дверь отворилась при первом же прикосновении. Включив фонарик я осветил десяток бетонных ступенек круто идущих вниз. Дом был новый и подвал загадить ещё не успели. Прикрыв дверь, с некоторой опаской я сделал первый шаг и тут же на меня зашипели.
— Ты чего это светишься? — возмущенно спросил невидимый голос. Выключи фонарик, кругом менты шастают. Загребут как котят. Водку — то купил?
— Купил. — Послушно выключая фонарь ответил я. — И закуску тоже.
— Иди, не бойся. — Цепкая ухватившая лапка уверенно повела меня по подвальному лабиринту. — А чего ты ревел — то?
— Да так, настроение осеннее.
— Врешь ты все. Ну это твое дело. Мы пришли. Врубай свой свет, здесь уже можно.
Луч фонарика нарисовал довольно странное общество обитателей моего нового пристанища. Самым старшим и видимо главарем здесь был худощавый неопрятный мужик с белесыми глазами и впалым ртом. Одет он был в какое — то допотопное пальто, но на голове его красовалась шикарная ондатровая шапка видимо недавно снятая с чьей‑то непутевой головы. Сидел, а точнее полулежал он на самом удобном месте, на двойном колене теплотрассы, для пущего комфорта прикрытого дырявым матрасом.
По обе стороны от него жались и кутались в куцые пуховики две девчонки примерно тринадцати и четынадцати лет. Их немытые и плохо расчесанные волосы говорили о том, что настоящий образ жизни они ведут уже не первый день.
Примерно такой же возраст имел и пацан обнимающий одну из этих подвальных фей. Однако в отличии от остальных одет он был довольно хорошо. Что же касается моего проводника, то тут налицо было было полное обнищание и нежелание хоть как‑то следить за собой. Его долговязая и необыкновенно худое тело казалось вот–вот сложится пополам. Судить о его возрасте было трудно, поскольку треугольную рожицу пацана покрывала толстая корка грязи, к которой буквально прилипла пакля рыжеватых волос, местами спускающаяся до плеч.
Подведя меня ко всей этой компании он сел на пластиковый ящик и доложил.
— Вот, привела. Он все взял.
— Малодец, Галка. — Одобрительно прохрипел старший. — Готовь стол. Ты чего, мужик расквасился — то? Или жена из дома выгнала?
— Можно сказать и так.
— Подумаешь, горе — то какое. Да нас тут по городу таких как ты знаешь сколько? Не бери в голову. Тебя как зовут?
— Константин.
— А меня Эдуард. Пацанчика Витькой кличат, а девчонок Светкой, да Валькой. Ну а тебя привела Галка. Она у нас тут за старшую. Вроде как хозяйка отеля. — Хрипло заржал он радуясь своему остроумию. — Ну а мы у неё вроде как постояльцы. Галка, что там? Стол уже сервирован?
— Сейчас все будет готово. — Кромсая грязными руками сыр заверила она. — Только консервы я открувать не умею, пусть Витька откроет.
— Чуть что, сразу Витька. — Спрыгивая со своего насеста недовольно откликнулся пацан. — У самой руки из задницы растут, коза драная.
— Заткнись, сопляк. — Парировала хозяйка. — Какого черта опять приперся? Сидел бы дома в тепле перед телеком, у мамочки на коленях, да сосал сиську, а то приклеился к нам…Чего ты сюда ходишь?
— Заткнись дылда. — Оборвала её обличительную речь одна из девчонок. Не твоего это ума дело. Чем Витек, так раньше ты сама отсюда вылетишь.
Неизвестно сколько бы времени продолжалась эта семейная перепалка, не вмешайся в это дело Эдуард.
— От винта, шалавы, кончай тарахтеть, а то вы сейчас все отсюда вылетите. Раскашлялись, блохи навозные. Валька. — Пнул он под тощий зад скандальную девчонку. — Притащи для господина Константина ящик. Совсем обнаглели, шллюхи бестыжие, гость в доме, а они собачаться. А ты, Галка, налей и подай нам по стакану водки.
— Да мне что — то не хочется? — Посмотрев на её руки промямлил я.
— А ты через не хочу. — Усмехнулся Эдуард. — Надо это тебе. Я же вижу в каком ты состоянии. Витька, ополосни стаканы водкой, а то на её руки смотреть противно. У кочегаров чище, потаскуха, сколько раз я тебе говорил, руки мой перед едой. Еще раз увижу какими руками ты накрываешь на стол, выдерну с корнем. Иди и немедленно вымой. На тебя же смотреть противно.
— Да что ты до меня докопался? — Отбрасывая нож взвизгнула Галка и послушно поплелась куда — то вглубь и темноту подвала. — Жила здесь одна и горя не знала, так нет, принесла их нелегкая…
— Держи, Константин. — Протянул мне Витька стакан. — Не бойся, я после неё продезинфицировал. А вот и вам, Эдуард Иванович.
— Ну давай, Константин, вздрогнем, и чтоб от горя твоего не осталось и следа.
— Не получится так. — Проглотив водку криво усмехнулся я. — Слишком мне больно. Вы слышали, что сегодня произошло в этом доме?
— А как же не слышать. Бабу из девяносто шестой квартиры замочили. Точно, Витькину соседку. Он и выстрел слышал.
— Для меня она была не просто баба, а лучшая подруга.
— Так вот оно в чем дело. — Понимающе протянул Эдуард Иванович. Теперь понятно почему ты такой смурной. Хорошая была баба, сам — то я её не знал, так просто, иногда видел, а вот Галка у неё частенько десяточки выпрашивала.
— Давайте выпьем за Татьяну Александровну. — Вытирая о подол руки из темноты показалась хозяйка. — Пусть земля ей будет пухом. Она и правда была доброй женщиной. Никогда и не в чем меня не попрекала. Молча вытащит десятку, сунет мне в карман, на том и весь разговор.
— А ты её давно знала?
— Как только мы вселились в этот дом. Больше года уже. Мать нашу трехкомнатную сюда поменяла с приплатой на однокомнатную, а потом и её пропила и сгинула. Черт бы её на рога поднял, старую шлюху. Мы в одном подъезде жили, только этажем выше. В прошлом году я ещё в школу ходила, в девятый класс. Вот тогда я с ней и познакомилась. Тогда она ещё с дочкой, Анюткой, жила, а потом отправила её к матери и сказала мне, что хочет наладить свою личную жизнь. У кого только рука на неё поднялась? Она была такая красивая, по телевизору таких не увидишь.
— Знать бы кто это сделал, я б своими руками его придушил. — Поддержал её Витька. — А как теперь узнаешь?
— Ну ты же слышал выстрел? — Осторожно начал я.
— Ну и что? Ну и слышал, а откуда мне было знать из какой он квартиры? Откуда мне было знать, что кого — то убили? Сегодня стреляют каждый день, да по пять раз за ночь, но это не значит, что наутро у нас горы трупов.
— Витя, а в какое время ты слышал выстрел?
— А черт его знает. Сегодня менты уже приходили, спрашивали. Мать говорит, что было около семи часов. Сама точно не знает.
— А вы ничего не слышали? — Спросил я остальных.
— Нет. — За всех ответил Эдуард Иванович. — В подвале мы с девчонками сидели, под землей, что тут услышишь, а Галка в магазин за хлебом ходила.
— А принесла не только хлеб, но и бутылку водки. — Гордо сообщила она.
— Добытчица наша. — Похвалил её Эдуард. — Из под земли пузырь найдет. Уходила с тремя рублями за половинкой хлеба, а вернулась с целой буханкой, да в придачу еше и с бутылкой водки. Талант!
— А что мне? — Расхохоталась опьяневшая Галка. — Я уже привыкла клянчить, да побираться. Выхожу из подвала и думаю, а что нам половина буханки? На один зуб не хватит. Смотрю, а этот дурак к своей машине идет, ну я ему наперерез. Стой, говорю, дядя, куда так торопишься? А он увидел меня и от испуга аж побледнел, словно смерть свою увидел. Тут я и давай его колоть. Помоги, заныла, дядя, дай пару рублей, на хлебушек не хватает. Он без разговоров вытащил бумажник, выдернул оттуда полтинничек, кинул его мне, сел в свою тачку и по газам. Только я его и видела. Чего он так меня испугался?