- А где же?.. - только и смог вымолвить я. - Вы его пропустили?
- Не задавай дурацких вопросов. Когда это я кого-то пропускал. В багажнике лежит, черт кусачий. Вынимай своего клиента, а то не ровен час задохнется.
- Зачем вы его в багажник-то. Возможно, он ко всей этой истории вообще не имеет никакого отношения, а вы его в багажник.
- А что я, по-твоему, должен был делать, если он царапался, кусался и визжал, как кошка в абортарии? Вытаскивай, да будь поосторожнее. От него всего можно ожидать.
Извлеченный из темного тесного багажника на простор божьего света, очкарик очень напоминал обиженного крота. Беспомощно озираясь по сторонам, он вытирал горькие слезы и заляпанные минусовые диоптрии. Упавший на них багровый луч солнца заиграл веселым зайчиком и, отскочив, бойко стукнул меня по мозгам.
- Идиот! - невольно вскрикнул я, сразу все понимая. - Алексей Николаевич, вы даже не представляете, какой я идиот.
- Ну почему же не представляю? - рассудительно прогудел он. - Я не то что представляю, я прекрасно об этом осведомлен, так что твое открытие не имеет для меня великой важности. А в чем все-таки дело? Что побудило тебя к такому откровению?
- Так вот он и побудил, - кивнув на скрюченную фигуру Андрея, решительно заявил я. - Неужели и вы ничего не понимаете, ничего не видите?
- Я вижу перепуганного юношу, которого ты велел мне привезти, прокашлялся полковник. - Но при чем тут твой врожденный идиотизм? Прости, но я не вижу никакой связи между твоей болезнью и этим парнишкой.
- А зря. Ведь вы прекрасно знаете, что этот воин есть законнорожденный сын господина Чернореченского и носит аналогичную фамилию.
- И что из этого следует?
- Кто, как не он, был больше всех заинтересован в смерти отца, а особенно членов его семьи? Кому, как не ему, отходят все личные сбережения Чернореченского? А может быть, даже весь контрольный пакет акций!
- Не понимаю, почему ты радуешься и прыгаешь, как пьяный павиан? Я этот вариант просматривал давно, - подходя к Андрею, слукавил тесть. - Ну что, солдатик, наверное, плохо тебе. Я понимаю. А ты освободи душу, расскажи нам, как оно все произошло, глядишь, тебе полегчает, говори, сынок, не томи себя.
- Что? Что я вам должен говорить, что рассказывать? - захлюпал носом парень. - Вы лучше сами мне объясните, зачем вы обманом заманили меня в машину, избили, связали и привезли к этому озеру? Вы что, утопить меня хотите? Тогда объясните, что я вам сделал плохого?
- Нам ты ничего плохого не сделал, - доброжелательно согласился тесть. - Но зато собственного папашу и своих сестренок ты не пощадил, расправился с ними зверски.
- Вы что? - замер солдатик. - Вы что, в самом деле верите в ту чепуху, о которой сейчас говорили? Боже мой, да вы же ненормальные, вам действительно нужно лечиться. Каким бы он ни был, но чтобы я поднял руку на отца или на Машку с Дашкой?! Как вы смеете говорить мне такое?
- Ладно, Андрей, давай без истерик разберем весь механизм по винтикам. Ты любил своего отца? - спросил я.
- Нет, за что я мог его любить? Он бросил нас с мамой, когда я был совсем пацаном. Я же все видел и понимал. Видел, как мама рвет последние жилы, чтобы в школе я выглядел не хуже других. Видел, как она незаметно подсовывает мне в карманы последние деньги, чтобы мне не было стыдно перед девушками и сверстниками. Я знал, что отец обманным путем отобрал у нас две трети квартиры. Я помню, как мы неделями сидели на хлебе и картошке, в то время как мой трепаный папаша за вечер, проведенный в ресторане, вышвыривал деньги, на которые мы могли бы жить месяц. Более того, из рассказов мамы и ее подруги я знал, что она, жертвуя собой, вкалывая на стройке, дала ему высшее образование и подняла меня на ноги. Все это я прекрасно знаю. Так за что же прикажете его любить?
- Вот и мы о том же, - бодро похлопал его по плечу тесть. - Не было у тебя никакого основания его любить. А вот мотивов для убийства было хоть отбавляй.
- Да какие там к черту мотивы? - брезгливо сморщился парень. - Он просто был мне противен, только и всего.
- Вот и я о том же, - не унимался тесть. - Во-первых, тобой руководила злоба за детство, проведенное в нищете, во-вторых, ты мстил ему за мать, за ее каторжную и искореженную молодость. Наконец, третьим и самым главным фактором, толкнувшим тебя на убийство отца и сестер, послужила вопиющая несправедливость. Ты не мог смириться с тем, что в случае смерти отца все состояние отходит к его новой жене и новоявленным сестричкам. Вот ты и отправил все его семейство к праотцам. И теперь являешься единственным наследником. Докажи мне, что это не так! - победоносно закончил полковник и выжидающе уставился на сломанного парня.
- А как мне это доказать? - пролепетал он, глазами ища у меня поддержки. - Да вы поймите, не убивал я их. Не убивал! Вот и все, что я могу сказать.
- А разве я говорю, что убил их именно ты? - изобразил огорчение полковник. - Вовсе нет. Кишка у тебя тонка. Семью вырезал твой знакомый Будулай, который, кстати, тоже имел зуб на Чернореченского. Как ты с ним познакомился?
- Да не знакомился я ни с кем, не знаю я никакого Будулая, протестующе вскинулся Андрей. - Первый раз о таком слышу.
- Возможно, потому что Будулай - прозвище, а зовут его Бодулин Николай. Андрей, ты часто бывал в доме у своего отца?
- Тут я ничего не скажу, бывать мне у него приходилось.
- И как часто? Сколько раз в месяц?
- Ну, это громко сказано. Точнее, сколько раз в год. Все мои визиты можно пересчитать по пальцам. Во-первых, я дважды к нему приходил с тем, чтобы поблагодарить за деньги, которые он выделил мне для операции на глазах, а год назад за то, что при его содействии меня оставили служить в городе. Кроме того, несколько раз я забегал к ним рано утром, чтобы занести грошовые подарки и поздравить своих сестренок с днем рождения.
- А сам-то ты получал от него подарки?
- Да, перед окончанием школы он купил мне костюм и туфли. Я не хотел от него ничего брать, но мама настояла, и я согласился.
- Часто тебе приходилось ночевать в его доме?
- Ни разу. Что вы, я бы не остался там даже в самый лютый мороз. Обычно я заглядывал к ним минут на пять, от силы на десять. Мне у них становилось как-то не по себе, неуютно и противно. Единственные существа, к которым в том доме я относился хорошо, были девчонки, Машка и Дашка. Однажды я хотел сводить их в цирк, но налетел на такую бурю возмущения, что раз и навсегда затею эту оставил.
- Андрей, - подсел я к растерянному парню, - излагаешь ты гладко и правдоподобно, и, если бы не мой недавний разговор с твоей матерью, я мог бы тебе поверить, однако некоторые шероховатости, неувязки и ее недомолвки заставляют меня смотреть на тебя более чем пристально.
- Смотрите, - жалко улыбнулся парень. - Уж не знаю, какие такие недомолвки могут быть у моей мамы. Она всегда говорит то, что думает.
- Возможно, я не прав, но мне так не показалось. Андрей, ответь мне прямо и честно: что ты делал в ночь с понедельника на вторник? В ту самую ночь, когда убили все семью? Только, пожалуйста, не ври, что ты ночевал у себя в казарме. Там тебя не было, я знаю об этом из надежных источников. Где ты был и что делал?
- Вот оно что! - побледнел парень. - Да, я действительно в ту ночь был в самоволке. Тут уж ничего не попишешь.
- Это мы уже знаем, - грубовато прикрикнул тесть. - Ты, браток, колись про главное. Про то, как в эту ночь зверски зарезал четверых человек.
- Боже мой, да никого я не резал. Всю ночь я был у себя дома, и это может подтвердить моя девушка.
- Что? - удивленно воскликнул я. - А мать? Твоя мать может это подтвердить?