- Здрас-с-сьте вам, Федор, э-э-э, как по батюшке-то?..
- Александрович, - невольно ответил он, но, спохватившись, обнял меня неестественно горячо и залопотал, заохал.
- Да ладно тебе гукать и пукать, я не для этого тратил свои деньги, здоровье и время, говори, что у тебя? Какие проблемы? Внематочная беременность или выкидыш?
- Сам ты выкидыш. Садись в машину, поговорим по дороге.
- А почему такой солидный дядя без шофера?
- В этом как раз и есть начало или причина твоего приезда.
- Вот как? И сколько ты платишь водителю, которого вызвал за две тысячи километров?
- Костя, я был бы рад просто встретиться с тобою, похохмить, вспомнить школу, но... дело у меня аховое, хоть бросай все да становись дачником.
- Неплохая мысль, я таковым являюсь уже четыре года.
- Вот уж не думал. Я все-таки был уверен, что ты в органах.
- Нет, занимаюсь частным извозом, а почему ты уверен, что тебе нужен именно я?
- Подсказали люди добрые, наши общие знакомые.
- О-ля-ля! Оказывается, и в Сибири могут быть общие знакомые - и кто же это, если не секрет?
- Я бы не хотел говорить, хотя... Может быть, догадаешься сам. Весна девяносто четвертого года. По моим сведениям, ты был в наших краях в это время. И не просто был, но блистал сыскными талантами и мордобитиями.
- Все ясно, комментарии излишни. А конкретнее, кто навел?
- Потом, да и к делу это не относится.
- Ясно, Федя, давай рассказывай о своем горюшке.
- С чего бы начать?
- Бабы обычно начинают с конца...
- Ну да, твой тонкий юмор я помню еще по школе. В общем, я являюсь президентом и председателем акционерной старательской артели "Тайга".
- Вот это да! И над чем же вы стараетесь?
- Мы добываем металл, то бишь аурум, то бишь золото.
- Помоги мне, Господи, это золото когда-нибудь встанет мне поперек глотки.
- Что так?
- Да ничего, просто последнее время все мои злоключения вертятся вокруг него.
- Что поделаешь. Испокон веков так было, где появляется золото, там выступает кровь, как и в моем случае. Ты намекал начать с начала, тогда с него и начну.
Пять лет тому назад я принял старательскую артель "Тайга" в дохлом состоянии. Два десятка полупьяных мужиков вяло копошились над жалкой, убитой техникой. Ее пытались восстанавливать, кидали те несчастные гроши, что добывали еще двадцать старателей, работающих в шахте. В первый же день я спустился в их забой. Боже мой, Костя, что я увидел! У меня сложилось впечатление, что это вовсе и не старатели, а отловленные в Африке негры. Работали они по пять человек в четыре смены. Два буровика, один откатчик, машинист электровоза, и еще наверху сидел пятый, тот, кто разбивал слишком уж большие куски, которые не принимала обогатительная фабрика. Костя, он разбивал их вручную, кувалдой! Это было еще полбеды, в самой шахте была беда. Бревна крепи не годились даже на дачный сортир. И это в таежной глуши! Заколы шли через каждые пять метров, а про сам забой уж и говорить нечего. Там могли работать только камикадзе. О вентиляции говорить вообще нечего. Каждый час синие парни выскакивали на поверхность отдышаться. А после отпалки, взрыва, не работали целую смену, давая время поработать полудохлому вентилятору. Артель тогда находилась в подчинении государственного рудника, и директор измывался, как мог. Самодовольный такой пес попался. Его из главка турнули, так он на старателях оттягивался. Но я не о нем.
Я о себе, о том, как уже хотел развернуться и удрать оттуда подальше. На мое счастье, единственно умным и порядочным человеком оказался геолог артели Иконников Сергей Константинович. Его уже нет. Пусть земля ему пухом будет. Он подсказал мне единственно правильное решение в сложившейся ситуации. Кроме того, подкинул с виду бредовую идею, благодаря которой мы сейчас живем, и, скажу тебе, живем неплохо. Но я, наверное, надоел тебе со своей геологией?
- Немного... Я бы выпил пять капель.
- Господи, чего ж молчишь, открывай бар, выбирай, наливай, выпивай.
- Отлично сказано. - Я открыл крышку засветившегося ящика и, выбрав простой и знакомый мне напиток, вежливо выпил стакан.
- А не много ли с устатку-то будет?
- А я бекончиком закушу, оно и нормально, Феденька. Продолжай.
- Ты знаешь, что золото бывает рудным, оно обычно добывается подземным способом, и себестоимость его очень высока. Но бывают и россыпные месторождения, когда металл лежит наверху и подобрать его труда не составляет. Только вот беда, содержание его обычно столь низкое, что приходится промыть кубометры песка, чтобы получить один-два грамма. В то время как на тонну рудного выходит несколько граммов. Скажем, пять-шесть и больше. Менее пяти в наших условиях его добыча считается нерентабельной.
- Слушай, академик Ферсман, ты что меня сюда вызвал, лекции по геологии слушать? Ты мне давай убийцу, труп, грабителя-разбойника, наконец.
- Убийцу предстоит найти тебе самому, а трупы уже похоронили, - мрачно изрек Федор. - Но без некоторых элементарных геологических понятий тебе в этом деле не разобраться. Так что слушай, я буду краток.
На реке Лебедь, где стоит моя контора, в простонародье именуемая бичарней, есть несколько любопытных месторождений. Это золотосодержащий гравий или щебень - называй, как пожелаешь. Расположены эти месторождения по берегам речушек, что впадают в Лебедь. Находятся они на виду и известны всем со времен царя Гороха. Содержание металла в них порядка трех граммов на кубометр. Заметь: рудное золото добываем из тонны, а рассыпное из кубометра. Наше щебеночное мы определяем сначала в тоннах, а потом в кубах, что в три раза меньше, то есть в одном кубометре содержится три тонны. Но вернемся к вопросу, почему тысячу лет эти месторождения никто не трогал. Все довольно просто. Содержание металла ниже нижнего уровня, когда можно наш щебень тащить на обогатительную фабрику. Но и промывке на промприборе он не поддается. Попросту все вылетает в отвал. Все, рельсы кончились, дело зашло в тупик. И вот тогда Сергей Константинович Иконников выдает свою гениально простую идею... А вот и Новосибирск.
- В чем же идея? - Невольно я заинтересовался горным делом.
- Идея в снегоочистителе... Все. Приехали. Я специально остановился на окраине. Не хочу, чтобы нас видели вместе, а номера здесь вполне приличные. Поднимайся в триста четвертый номер, а я отгоню машину шоферу, через полчаса буду, договорим.
Гостиница действительно была приличной, если не сказать больше. Уже в вестибюле на меня накинулся свирепый швейцар и с угрожающей вежливостью потребовал карту проживающего.
- У меня нету, - честно сознался я, - но на мое имя заказан триста четвертый номер.
- Сейчас проверим, ваши документы.
Что-то родное, милицейское, сквозило в его интонации, мимике и готовности в любую минуту душевно приложиться к моей печени.
- Проходите, - с огорчением разрешил надзиратель, обнюхав мой паспорт. - Ключ на этаже у коридорной.
В два часа ночи коридорная не была расположена к светским любезностям. Она брезгливо швырнула мне ключ, широко, до хруста, зевнула и вновь, уже спящая, рухнула на велюровый диван. И здесь по-прежнему царил старый отлаженный уклад. Изменились только цены.
Я улегся на широкую кровать и подумал, что Федя вызвал меня совершенно напрасно, поскольку в их хреномутологии я разбираюсь как боров в апельсинах. Видимо, дело крутилось на разнице между кубатурой и тоннажем и кто-то ловил на этом своих "павлинов". Но я, хоть убей, в этом деле был полный профан. Насколько я знал, подобными вещами когда-то занимался Госгортехнадзор или что-то в этом роде, это их компетенция. Зачем я приехал? Скорее для того, чтобы разогнать тоску и скуку.
- К вам гость. Впустить? - приоткрыла дверь сонная коридорная.
- Смотря кто.